Ребекка с фермы Солнечный Ручей - [109]

Были, разумеется, в истории Америки и другие церемонии поднятия флага — это-то признали бы, пусть неохотно, даже те, кто имел непосредственное отношение к торжествам в Риверборо, но им показалось бы совершенно невероятным, чтобы такой подъем флага, какой был у них, мог в том, что касалось величия замысла или блеска его воплощения в жизнь, дважды прославить один и тот же век. Как молчаливо признается, некоторые пышные зрелища не могут быть воспроизведены повторно, и подъем флага в Риверборо был одним из таких зрелищ. И потому нет ничего удивительного в том, что это событие стало одной из важных дат в личном календаре Ребекки.

Идея создания флага зародилась у жены нового священника, ставшей орудием Провидения.

К тому времени местный приход почти освоился с мыслью о том, что в вопросе о пасторе все прихожане одного мнения. В то время священника все еще выбирали пожизненно, и, если он имел недостатки, что было вполне вероятным обстоятельством, и, если его прихожане имели их, что также было в пределах возможного, каждая из сторон относилась к другой снисходительно (хоть это происходило и не совсем без трений), подобно тому как поступали старого закала мужья и жены, прежде чем был открыт легкий способ выхода из трудного положения или, по меньшей мере, прежде чем этот способ получил широкое распространение.

Добрый старый священник после тридцати лет верной службы умер, и, по всей видимости, в жизни прихода начали проявляться новейшие тенденции, так как казалось почти невозможным удовлетворить требования всех заинтересованных в выборе нового священника.

Так, например, его преподобие мистер Дэвис был страстным проповедником, но упорно продолжал, невзирая на мнение прихожан, держать в конюшне дома, отведенного приходскому священнику, двух лошадей и обменивать их всякий раз, когда мог получить более резвых. Если требовалось посетить прихожан, то тут ему не было равных: он носился от дома к дому с такой скоростью, что мог за полдня объехать весь приход. На эту склонность к лихачеству, какой никогда не отмечали у британских священников, в сельской местности Новой Англии смотрели с неодобрением, и дьякон Милликен, выдавая мистеру Дэвису то, о чем упоминал как о «разрешении уйти», сказал ему, что они не хотят, чтобы их церковь приводилась в действие конной тягой!

Следующий претендент понравился Эджвуду, где проводились утренние проповеди, но Риверборо, где шли вечерние службы, отказался его принять, поскольку он носил парик — плохо подобранный, криво надетый.

Кандидат номер три был красноречив, но слишком увлекался жестикуляцией, и миссис Джир Бербанк, председательница женского благотворительного комитета, всегда сидевшая на передней скамье, сказала, что ей тяжело смотреть на проповедника, который мечется на своей кафедре в жаркие воскресные дни.

Номер четвертый, красивый, приветливый мужчина, талантливый проповедник, оказался демократом. Прихожане же, в подавляющем большинстве, были республиканцами по своим политическим убеждениям и воспринимали проповедующего Евангелие демократа как нечто смехотворное, если не богохульное. («Не успеем мы оглянуться, как Анания и Вельзевул[68] станут здесь кандидатами в священники!» — воскликнул возмущенный претендент от республиканцев на должность окружного прокурора.)

Номер пятый имел слабоумного ребенка, который, как зловеще пророчествовал комитет по рассмотрению кандидатур, непременно будет стоять с утра до вечера в палисаднике дома священника, громогласно высказываясь в пользу других вероисповеданий.

Ну а номером шестым оказался преподобный Джадсон Бакстер, нынешний священник, и, по общему признанию, он был так близок к совершенству, как только может быть священник в этом несовершенном мире. Его молодая жена располагала небольшим собственным доходом — редкое и необычное преимущество, — и комитет, занимавшийся сбором денег по подписке на жалованье священнику, надеялся, что его членам, возможно, не придется вечно разъезжать по приходу, чтобы получить с кого-нибудь пятьдесят центов, срок уплаты которых прошел восемь месяцев назад, и они смогут не слишком усердствовать, исполняя свои тягостные обязанности.

— Кажется, что до сих пор наши священники были из самых бедных! — жаловалась миссис Робинсон. — Стоило на два месяца задержать им жалованье, как они начинали нервничать! Уж могли бы, кажется, скопить немного денег, прежде чем ехать сюда, чтобы не жить вот так — еле-еле сводя концы с концами! Бакстеры, похоже, совсем другие, и я только надеюсь, что они не станут транжирить деньги и не залезут в долги. Говорят, она по полдня держит открытыми ставни в парадной гостиной и там так часто горит по вечерам свет, что, как думают соседи, она и мистер Бакстер, должно быть, сидят там! Трудно в такое поверить, но миссис Базель утверждает, что это так и что мы можем проститься с ковром в этой гостиной — а ведь он церковная собственность! — потому что Бакстеры на нем живут!

Эта критика представляла собой единственную диссонирующую ноту в общем хоре похвал, и люди постепенно привыкали и к открытым ставням, и к злоупотреблению ковром, который к тому времени завершил уже двадцать пятый год своей честной службы.