Реаниматор - [4]

Машина притормозила у невысокой металлической ограды, Анна вышла. Весь тротуар был усыпан опавшими листьями, которые скользили под ногами. Листья ложились на землю с еле слышным шорохом, один упал прямо на голову женщины. Слабый порыв ветра стряхнул дождевые капли с веток ей на лицо. Анна вздрогнула.

– Может, вас проводить? – спросил кудрявый.

– Не надо.

Главный вход был уже закрыт, и она искала место, где выломали прутья. Она давно заприметила этот пролом. По нему было даже легче искать могилу сына: направо по аллее, свернуть – и несколько метров в глубину. Кладбище снова открыли совсем недавно, между старыми деревьями и крестами мерцали редкие красные огоньки лампад на свежих могилах.

Фонари остались далеко позади, и сейчас она шла в почти полной темноте, осторожно ступая по мягкой шуршащей земле. Пару раз оступилась, ударилась коленом об оградку. Почти заблудилась. Внезапно ей в руку ткнулось что-то мокрое и холодное. Учащенное дыхание. Собака. Не укусила. Анна закричала, собака взвизгнула и кинулась прочь. Из темноты донеслись голоса:

– Иди к нам, раба Божья Анна!

 

* * *

В темноте чиркнула зажигалка, и Анна зажмурила глаза. Моментально хлынули слезы.

– А приходить надо было вовремя, мы уже почти закончили. – Пропищал детский голос.

– Никогда не поздно прийти к Богу! – успокоил какой-то мужчина с приятным баритоном.

– Григорий Петрович! Я принесла. Двадцать тысяч. Сейчас достану. – Анна торопливо засунула пальцы в карман тесных джинсов.

– Мне не нужны ваши деньги, – ласково произнес Григорий Петрович. – Оставьте их себе.

– Вы уж возьмите. Она же от чистого сердца, – пропел хор женских голосов.

– И я вам помогаю от чистого сердца. Даже не знаю, что с ними сделать. Отдам их детскому дому.

– Правильно! – поддержали голоса.

– Двадцать – это мало. Говорили же: тридцать девять тысяч пятьсот. – возразил кто-то.

– Освященная земля – не базар. Вспомните, как Иисус изгнал торговцев из храма. – мягко сказал мужчина. – Не важно, какую лепту вы внесли. Важен результат. И помните, любой человек в любое время может управлять любым процессом, действуя как Творец. А теперь иди, раба Божия Анна. И чадо твое вернется к тебе на сороковой день. Сейчас его душа уже у престола Господня, и ему понадобится тридцать девять дней, чтобы спуститься обратно.

– А если тело начнет гнить? – задыхаясь, спросила Анна.

– Это не страшно. Мы сможем восстановить его.

– Конечно. – просипел женский голос. – Я вот сама себя восстановила. Правая рука сгнила почти, а теперь уже почти все в порядке, на, понюхай!

Откуда-то слева завоняло мочой и помойкой. Судя по запаху, рука еще не перестала разлагаться. “Бомжиха!” – догадалась Анна.

– Меня Господь Бог наш воскресил прошлой весной, – продолжала сиплая, – а документы уничтожили, и прописки теперь нет, и родные домой не пускают. Так и живу тут в склепе. Может, пустишь к себе пожить? А то холодно по ночам-то. Ты одна живешь?

– Нет. С мужем. Он согласится, он добрый.

– Господь тебя благословил, Аня. – промолвил мужчина. – Идите с миром, сестры.

Анна возвращалась к пролому, ориентируясь по красным огонькам, как по вешкам на болоте. За ней гуськом тянулись остальные. Когда небольшая группа вышла на освещенный тротуар, Анна смогла разглядеть их лица: две нищенки, шесть женщин поприличнее и девочка-подросток, все – в белых платках на голове и длинных, до земли, юбках.

Девочка укоризненно вылупилась на ее обтянутые джинсовой тканью ноги:

– Женщинам не положено носить штаны! Это грех.

– Даша, помолчи. – из пролома на свет божий вылез мужчина благообразной наружности, в мягкой кожаной куртке, под которой виднелись дорогие костюмные брюки. – Ну, сестры, увидимся здесь через неделю, в это же время.

Он достал из кармана ключи, пискнула сигнализация. Черный “Сааб” мигнул габаритными огнями.

 

* * *

Володька проснулся оттого, что кто-то бродил по кухне. Вышел поссать, заметил, что жена снова сидит в передней на тумбочке, сжав пальцами острые коленки. На кухне горел свет, оттуда тянуло запахом пиццы. Пинком распахнул дверь и увидел у плиты низенькую кикимору в черном засаленном пальто.

– Здравствуйте, молодой человек, – важно просипела бабенка, запихивая в пасть огромный кусок. От этой ведьмы провоняла вся кухня. Володька не долго думая схватил швабру и вытолкал упиравшуюся бомжиху на лестницу, вымел ее, как мусор. Потом деловито налил на пол густого “Доместоса” и размазал его по всему пространству, где могла ходить старая прошмандовка.

– Аня! У тебя что, крыша едет? Зачем ты ее впустила?

– Она со мной пришла. А что, нельзя? – Анна отхлебнула коньяк из плоской бутылки.

– Ну, знаешь ли! Снимай одежду. По этой бабе вши гуляли стадами.

Анна позволила раздеть себя. В заднем кармане джинсов что-то зашуршало.

– Это мое! – слабо вскрикнула жена.

В его руке оказалось несколько купюр по сто и по пятьсот рублей.

– Твоё?! Не ври мне, дура! Дура! Идиотка! Ты зачем их взяла?! Зачем?! – он тряс ее за плечи.

– Надо было! – ее голос сорвался на хрип. – Пусти, козел! – Анна забилась в истерике.

Пришлось насильно отвести ее на кухню, умыть. Когда жена перестала рыдать, он налил ей стакан воды “Росинка”. Выпила, икнула и тут же сблевала в раковину. Нетвердой походкой направилась в гостиную и повалилась на диван.