Реальность 7.11 - [44]

Перестарок не сразу прочухался от волнения, поэтому сделанные им относительно подробные наблюдения касались периода времени между 12:05 и 12:43. В этом промежутке до всех на Арене, похоже, дошло, что игра бесповоротно вышла из-под контроля. Наверху начали снаряжать спасательную группу, и минут десять камеры с разных ракурсов транслировали сборы бравых медиков и техников. Потом в студию, должно быть, поступило несколько возмущённых звонков, так как комментаторы признались в прямом эфире, что внизу творится полный бардак. Однако протесты граждан возымели эффект, и на экране опять замелькала панорама пустынных улиц. Спасатели подняли вопрос о том, связываться ли им с единственным активным игроком, то есть с Оодзи, как вдруг в поле зрения камер, словно чёртик из табакерки, опять появился я. У комментаторов возникла надежда на внятный финал игры, и хотя спасатели получили указания высадиться в южной части карты, им было велено не вмешиваться столько, сколько это возможно. Когда нога первого техника коснулась псевдоасфальта Арены, биоткань внезапно сошла с ума. Сверху это выглядело особенно впечатляюще: вся поверхность фальшивого города всколыхнулась, как воды Соляриса, и принялась бешено исторгать из себя вереницы новых строений. А потом один из новоявленных небоскрёбов начал оплывать, как свеча, и перед потрясёнными зрителями возникло запрокинутое лицо гиганта со слепыми, декоративными глазами. Многим оно, как и мне, показалось знакомым. Но, в отличие от меня, болельщикам ничто не угрожало, так что они сразу догадались об истоках этого дежавю.

Это лицо мы видели на афишах, плакатах, растяжках. Оно попадалось по всему городу, а его огромный, витражный, подсвеченный изнутри вариант сиял с центральной стены Собора. Человек в плотной двухцветной накидке, чья бритая голова была украшена митрой, а желтоватая кожа — почти лишена мимических морщин; на губах его играла слабая приветливая улыбка, а тёмные глаза спокойно и отстранённо смотрели сквозь зрителя — погружаясь, должно быть, в пучины будущего, нам, простым смертным, неведомые, но которые он, Гиаз, изучил как свои пять пальцев. Да, сомнений быть не могло, слепленный из биоткани гигант был не кто иной, как Субраманьям Гиаз, наш великий Отец-Основатель. Странно, как это техники Арены зевнули и не додумались отключить прямую трансляцию? Дело попахивало оскорблением светлой памяти покойного и из банальной хакерской проделки на глазах преображалось в нечто политически злободневное.

А гигантский Гиаз тем временем играл со мной в кошки-мышки. На экране, который Перестарок в запале едва не дырявил носом, маленький я на всех парах нёсся навстречу растопыренной ладони истукана. Я поднырнул под неё, и старый транзитник на секунду потерял меня из виду. Потом склонившийся гигант начал медленно распрямляться, и из-под тени, которую он отбрасывал, блеснул огонёк маячка. Внезапно он оторвался от моей фигуры и, поворачиваясь вокруг своей оси, полетел по направлению к Оодзи.

«Это был самый волнующий момент игры», — сказал Перестарок. «Если б Оодзи после стольких мучений упустил флаг, я бы лично его придушил». — «Разве я вас когда-нибудь подводил?» — вежливо уточнил Оодзи. «История не имеет сослагательного наклонения», — миролюбиво напомнил Джон-газ. «Скажи это Святой Машине», — заметил Заши.

Всё это время Афидман оставался недвижим. Хотя Перестарок чаще смотрел в экран, чем на бесчувственного ога. Душой и мыслями он был там, на Арене. Он едва не пустился в пляс, когда комментаторы наперебой закричали: «Флаг у стратега команды тразитников! Слава богу, игра закончена! Теперь спасатели получают зелёный свет…» Камера крупным планом показывала Оодзи с флагом в руках. За общим ликованием все как-то позабыли о проблеме в лице гиганта, который, наплевав на игровые правила, продолжал безнаказанно буянить. Покрытие Арены сотрясли несколько мощных ударов — это лже-Гиаз пустил в ход свои пудовые кулачищи. Отрезвлённые спасатели забили общую тревогу; со стороны же Перестарка она была предельно адресной и конкретной: транзитник потерял из виду меня и Оодзи и мог только молиться о том, чтобы безумный монстр не наделал из нас кровавых лепёшек. Потом одновременно произошло сразу два события: ог на полу нашей компьютерной комнаты забился в конвульсиях, а гигант на экране начал скручиваться по часовой стрелке. Точнее, скручивалась биоткань, из которой он состоял. Начиная с ног и заканчивая плечевым поясом, он делался всё больше похожим на штопор. Голова его откинулась назад и немного набок, и все болельщики, включая Перестарка, увидели столп света, хлынувший из раскрытого рта чудовища. Его спектр напоминал о солнечных лучах. Что произошло с гигантом дальше, осталось загадкой, так как освещение на Арене резко вышло из строя, и камеры погрузились в полную темноту. На этом прямой эфир закончился. Но не рассказ Перестарка.

Он поведал нам, что вскоре Афидман пришёл в себя. Его рот был полон крови, так как во время конвульсий ог прикусил себе язык, а в остальном он вёл себя так же робко, как прежде, и не смог сообщить ничего внятного о том, где блуждал его разум во время сеанса подключения к ТСМ. Не смог или не захотел.