Реальность 7.11 - [100]

Может быть, я и впрямь настолько привык рулить своей новой жизнью, что не хотел ворошить прошлое?

— Подойди-ка сюда. — Рем поманил меня к подоконнику. Я настороженно приблизился. — Видишь вон ту горку? Я тебя один раз спихнул, ради прикола. Как ты летел! Орал потом как резаный. Но дома ябедничать не стал. Пришлось взять тебя в мою разбойничью шайку. С тех пор ты всем встречным-поперечным представлялся как Алекс Бор. — Он с ухмылкой, искоса, глядел на меня. — Когда ты так назвался в машине, я ушам не поверил. Присмотрелся — действительно, думаю, он. Жив мой брат-разбойник.

Я молчал. На дне моей взбаламученной памяти клубились какие-то смутные образы. Я боялся их спугнуть.

— Вот здесь, — Рем обвёл рукой обшарпанные стены, — жили мы с мамой. Твоя квартира была этажом ниже. Я не проверял, что там. Ладно, теперь вопрос на засыпку: как думаешь, у меня была своя комната?

— Да, — отозвался я. — Чуть дальше по коридору и налево.

— Точно! Мы там клеили модели самолётиков. А потом запускали их с балкона.

— Послушай, — сказал я, — всё это очень увлекательно, но у меня мало времени. Может, на этом…

— Ну, хорошо, — перебил он. — Я тебе кое-что расскажу. Чтобы ты понял, ради чего я сюда стремился. Ты ведь этого добиваешься?

Это было заманчивое предложение, и я поддался.

— А у нас хватит времени до перезагрузки?

— Хватит! — Серебряков беспечно тряхнул головой. — Главная буча начнётся либо поздно вечером, либо в полночь… Что, опять не веришь?

Помешкав секунду в задумчивости, он выставил вперёд ладонь с отогнутым мизинцем.

— Уль.

Одно слово, одно простое движение — и ленивые потоки на дне моей памяти закрутились бешеными воронками. Я с усилием отвёл глаза от знакомого знака, облизнул пересохшие губы и согласно кивнул.

— Принято. Можешь начинать.

— Десять лет, — рассказывал он. — Десять лет назад всё тут выглядело иначе. Обычные люди жили своей повседневной жизнью. Сонное царство, между нами говоря, периферия Таблицы. Но мы никого не трогали… Однажды утром по радио передали про пожар в Башне. Мы с тобой всё равно собирались идти на Котлован, Башня оттуда хорошо видна, так что я не особо спешил. Ещё подумал: если взять бинокль, то можно будет различить детали. Но бинокля ни у кого во дворе не было… Это было в тот день, когда сгорела Первая Лаборатория.

Рем сидел, закинув одну руку на спинку стула, повернувшись в профиль. Отсчитав пару минут от начала рассказа, я осторожно обошёл его и сел на пол рядом со своим рюкзаком. Он покосился на меня, но никакого протеста не выразил — опять уставился в стену.

— Я собирал по сети свидетельства очевидцев; нашлись те, кто видели огромного страшного биоробота, — он двигался от города в нашу сторону. Нам об этом ничего не сказали, следующее экстренное сообщение было про то, что объявлена чрезвычайная ситуация и все жители должны сидеть по домам. Но мы-то с тобой гуляли на улице и никакого робота не увидели! Только дохлого ога на дне Котлована.

Он прервался, явственно скрипнув зубами.

— Всё зло от этих тварей. Оборотни, которые прикидываются людьми… Но этот, дохлый, оставил после себя одну интересную штуку, а я её подобрал.

— Какую штуку? — спросил я. Серебряков осклабился.

— А то ты не знаешь? Твой любимчик за неё цеплялся, как клещ. Вот, смотри.

Он сунул руку в карман и тут же взвизгнул не своим голосом: «Не сметь! Не показывать!» — и жутко загримасничал, и весь скукожился. Это его второе «я» пыталось вклиниться в разговор. Однако Рем, овладев собой, всё-таки предъявил мне на ладони круглый стеклянистый предмет, в котором я опознал загадочную «бусину» Афидмана.

— Ты спрашивал, зачем я полез на Фабрику… Так вот, лично я хотел забрать оттуда мать. Но старик мне все мозги изгрыз, требовал найти эту игрушку. Утверждал, что ог присвоил её себе. Твой Афидман.

— Маленький воришка! — ябедой прорвался «старик». Серебряков воскликнул «тьфу!» и продолжил:

— Так что, в принципе, я возвращал свою личную собственность. Теперь осталось её открыть. Я-то считал её монолитной, но старый хрыч уверяет, что это такой киндер-сюрприз, помнишь, мы их копили в детстве?

Я не помнил, но кивнул.

— И… что за сюрприз там внутри?

Рем помрачнел, насупился.

— Вот мне тоже интересно. Сосед на этом месте всегда затыкается. Что-то скрывает от меня… Эй, сосед! Ты ведь такой общительный, давай, объясни нам! — Выдержав паузу, Рем развёл руками. — Что я говорил? Молчок.

Всё это было так тягостно, я тоже не мог пересилить себя — безмолвствовал, как воды в рот набравши. Серебряков угрюмо наблюдал за мной.

— Ненавижу урода! — признался он. — Представляет меня сумасшедшим перед людьми, нарочно. Подлее гада я не встречал. Если б мы не делили одно тело, давно бы воткнул мне нож в спину… И ога твоего ненавижу, лучше бы эта дрянь вселилась в него. Но ог соскочил, всех вокруг искалечил, а сам в белом… Надо было придушить его, тогда ещё, на Фабрике.

Он начал раскачиваться, сидя на стуле; ненависть, о которой он так упорно твердил, была лишь осколком отвращения к собственному телу, осквернённому чужим присутствием. И я спросил, имея в виду «соседа»:

— Неужели его нельзя прогнать?