Реализм с человеческим лицом - [6]
Теория Тарского вводит “иерархию языков”. Существует язык объектов (им может быть любой язык, свободный от таких “семантических” понятий, как референция и истина); существует мета-язык, мета-мета-язык и т. д. Для каждого конечного числа и существует мета-язык порядка п. Эти языки образуют иерархию. Используя так называемые трансфинитные числа, можно даже расширить иерархию до трансфинитной; существуют мета-языки и более высоких бесконечных порядков. Парадоксальный аспект теории Тарского, как и на самом деле любой иерархической теории, состоит в том, что нужно находиться вне иерархии даже просто для того, чтобы сказать, что иерархия существует. Но, как представляется, это “место вне” – неформальный язык” – не может быть “обыденным языком”, поскольку обыденный язык, согласно Тарскому, семантически замкнут и, следовательно, противоречив. Он не может быть специально построенным языком, поскольку ни один специально построенный язык не может делать семантических обобщений в отношении самого себя и в отношении языка более высокого порядка.
Все это подводит нас к философски важной возможности – возможности отрицать, что наше неформальное рассуждение конституирует “язык”. Эта позиция принадлежала Бертрану Расселу и недавно возрождена Чарльзом Парсонсом в одной из наиболее глубоких работ по парадоксам Лжеца за последние десятилетия.[15] Согласно этой позиции, неформальное рассуждение, в котором мы говорим: “каждый язык имеет мета-язык, и предикат истинности языка принадлежит этому мета-языку, а не самому языку”, является само по себе не частью какого-либо языка, а “речевым актом”, который есть sui generis[16] .
Проблема состоит в том, что следствия, выводимые из таких “систематически противоречивых” высказываний (позволено ли мне назвать их “высказываниями”?), типа
(V) Каждый язык L имеет мета-язык ML
с точностью похожи на следствия, выводимые из обычных всеобщих высказываний типа “Все люди смертны”. Учитывая дополнительную предпосылку, что L1, L2, L3 … являются языками, каждый, кто принимает (V), немедленно должен заключить, что
L1 имеет мета-язык ML1 ,
L2 имеет мета-язык ML2
тем же способом, что и, принимая высказывание “Все люди смертны”, можно немедленно заключить (учитывая дополнительную предпосылку, что Том, Дик и Гарри – люди), что Том смертей, Дик смертен и Гарри смертен. Тем не менее, согласно предположению Парсонса, систематически противоречивый дискурс представляет собой простой и несводимый тип дискурса, который не следует понимать по типу других видов языкового употребления
Несмотря на мое огромное уважение к Парсонсу, не говоря уже о Бертране Расселе, я признаю, что вообще не могу понять эту позицию. После всего этого можно формально избежать парадокса, утверждая, что все собственно “языки” должны быть написаны некрасными чернилами, оставляя красные чернила для дискурса, делающего обобщения относительно всех “собственно языков”. Поскольку обобщения относительно “всех языков”, написанные красными чернилами, не должны включать Язык Красных Чернил, на котором они написаны (Язык Красных Чернил является sui generis), мы не можем вывести парадокс Строгого Лжеца или другие семантические парадоксы. Но это больше похоже на формалистическую хитрость, чем на серьезное философское решение концептуальной трудности. В каком языке мы должны выразить факт, что “обобщения относительно Языков Не-Красных Чернил не включают Языки Красных Чернил”? Думать так или сказать об этом и никогда не написать этого чернилами? (Это невозможно написать на Языке Красных Чернил, не нарушая требования Тарского не использовать “семантически замкнутых языков”, потому что они относятся ко всем Языкам Красных Чернил). Должны ли мы написать это карандашом, а не чернилами, чтобы избежать семантического запрета? Как спрашивал Дуглас Эдвардс несколько лет назад (в своей магистерской диссертации в Гарварде): “Может ли Семантика Систематически Противоречивого Дискурса быть выражена в Систематически Противоречивом Дискурсе?”.
Возможно, идея состоит в том, что некоторые формы дискурса могут быть поняты без предположения понятия истины вообще. Тогда почему не заявить, что все дискурсы могут быть поняты вообще без предположения понятия истины? (Что, по-видимому, и сделал Ричард Рорти). Возможно, предположением будет, что все эти вещи не могут быть “сказаны”, а могут быть только “показаны”. Однако проблема состоит в том, что вещи, “показываемые” нам при объяснении систематической противоречивости, показываются посредством проговаривания. Идея о том, что существуют дискурсивные мысли, которые не могут быть “проговорены”, является формалистической хитростью, которую, как я сказал, я не понимаю
Я не утверждаю особую оригинальность этих размышлений, за исключением приведенной здесь моей конкретной формулировки. В своей знаменитой философской работе Курт Гёдель достаточно ясно дал понять, что он не считает решенными семантические парадоксы (в противовес набору теоретических парадоксов, которые, как он думал, уже разрешены). Я слышал от других логиков, что то, что мы сделали, это устранили семантические парадоксы из формальных языков, которые мы построили таким образом, что не должны больше беспокоиться об этих парадоксах. Теперь подумаем о том, что означает данная ситуация.
