Реализм Гоголя - [160]

Двигателем, бродилом, так сказать пружиной движения действия в «Ревизоре», является Хлестаков. Его обнаружение Бобчинским и Добчинским завершает завязку комедии. Его действия, слова, отношения с другими лицами строят пьесу. Его письмо и разоблачение развязывают ее. В этом смысле — и только в этом смысле — Хлестаков стоит в центре комедии, так как он нимало не является «героем» ее ни как положительное или страдающее лицо (как, например, Чацкий), ни как центральный объект сатиры (как, скажем, Гарпагон или Тартюф), ни как центральный, крупнейший характер драмы (как, например, главные персонажи Реньяра, или Грессе, или позднее, в другой системе, ряд героев Ибсена), ни, конечно, как «первый любовник», своей любовной историей скрепляющий сатирическую картину нравов. Недаром Хлестаков назван в афише «Ревизора» не в начале и не в конце, а в середине, поближе к концу, скорей всего — по своему чину и общественному положению: пониже судьи и даже почтмейстера, после «городских помещиков» и повыше уездного лекаря и частного пристава.

Тем не менее именно появление Хлестакова — впредь до появления «настоящего ревизора» — переворошило и всполошило застойную жизнь городка, подведомственного Антону Антоновичу, и он, единственный не местный дворянин, приезжий из столицы, как бы выделяется из общего фона уездной компании. Чиновники, помещики, полицейские, дамы, все уездные составляют в совокупности единый коллективный образ, который можно определить как единство уездного «общества», единство данной социальной среды. Хлестаков — вне этого единого образа, хоть он и родствен социально этой среде.

Так образуется драматическое отношение среды и персонажа, и в этом отношении второй член — это Хлестаков. Разумеется, он испытывает воздействие среды, хотя она и не совсем его среда, то есть не непосредственно породившая его среда.

Это-то и нужно Гоголю. Именно на образе Хлестакова он может продемонстрировать уже не результат воздействия среды на человека, а процесс, механизм этого воздействия.

А выяснив, как дурная среда, воздействуя на личность, формирует в ней зло, Гоголь может решить вопрос о том, что́ является основой и причиной зла, воплощенного во всех изображенных в «Ревизоре» мошенниках. Отсюда — и те, так сказать, психологические события, которые происходят с Хлестаковым и составляют содержание его линии сюжета в комедии, а в значительной степени — и комедии в целом.

Первый этап, если можно так выразиться, эволюции Хлестакова намечен в третьем действии, в сцене лганья. Хлестаков после долгого вынужденного поста хорошо насытился и подвыпил (он не пьян; об этом определенно говорит и сам Гоголь в своих указаниях актеру); после долгих унижений он на удивление обласкан. И вот он — в доме Городничего. Он счастлив, ему хорошо. А так как он — мальчик не только пустой и легкомысленный, но в то же время и не лишенный благодушия, а к тому же еще, по привычке маленького человечка, искательный, желающий угодить, — то он сейчас, ублаготворенный по горло, особенно хочет быть приятным всем, всем этим милым людям, которые так любезны к нему. Он очень хочет угодить им. Он готов сделать и сказать им все самое приятное, все, что только они захотят от него.

Но дело в том, что они-то хотят от него, чтобы он был сановником, ревизором, петербургской птицей «высокого» полета. Он, Хлестаков, не понимает этого их желания. Но, ловя их ожидания на лету, он все же готов «соответствовать», — и он «соответствует». Им надо петербургское величие? — Пожалуйста, он дает им петербургское величие. Им нужен сановник? — Будьте покойны, вот вам и сановник.

Весь диалог сцены лганья так и построен. Хлестаков говорит именно то, что от него хотят услышать его собеседники, подобострастно смотрящие ему в рот и, в сущности, вытягивающие из него его реплики. Это обстоятельство уже отмечалось в советской науке, в частности В. А. Гофманом, заметившим, что Хлестаков болтает то, что ему внушают окружающие, что он — как бы проекция их мыслей.[131] Но дело в том, что об этой структуре диалога в сцене лганья то же самое прямо и определенно сказал сам Гоголь, еще раз продемонстрировавший полную обдуманность, сознательность своего творчества. В «Предуведомлении для тех, которые пожелали бы сыграть, как следует, «Ревизора» (черновой текст) Гоголь писал о Хлестакове: «Обрываемый и обрезываемый доселе во всем, даже и в замашке пройтись козырем по Невскому проспекту, он почувствовал простор и вдруг развернулся неожиданно для самого себя. Он даже весьма долго не в силах догадаться, отчего к нему такое внимание, уважение. Он почувствовал только приятность и удовольствие, что его слушают, угождают, исполняют все, что он хочет, ловят с жадностью все, что ни произносит он. Он разговорился, никак не зная в начале разговора, куда поведет его речь. Темы для разговора ему дают выведывающие. Они сами как бы кладут ему всё в рот и создают разговор… »

В самом деле, инициатива в ходе диалога все время не у Хлестакова. Он чаще всего лишь старается сказать то, чего от него ждут, и быть приятным «выведывающим». С самого начала он все хвалит — заведения, обычай города, завтрак, рыбу лабардан.