Реалити-шоу «Властелин мира» - [7]

– Да. Совсем.

– Но…

– Здесь будут строить базу.

– К-какую?

– Военную.

– Кто?

– Мы.

Даже не спрашиваю, кто мы. Вообще: не всё ли равно, кто мы. Он смотрит на меня, холодно, пристально, от него пахнет чем-то синтетическим, неживым, как в кабинете у стоматолога, только хуже. Чувствую, что ему нет дела до меня. И до нас до всех.

– Но… вы понимаете… мне же жить негде…

– Вам скомпенсируют, – жестом фокусника он вынимает из кармана банкноты, – сколько нужно?

– Э-э… да мне дом нужен, понимаете? Крыша над головой… дом…

– Вам будет дом. Какой вы хотите дом?

Что-то взрывается внутри.

– Мне это… особняк. Двухэтажный. Чтобы на десять комнат.

Он бросает мне толстенный каталог.

– Выбирайте.

Выбираю. Ирка давеча каталоги листала, визжала, Мишаня, а я такой домик хочу…

– В-вот.

– Хорошо, – он встаёт, выпрямляется как-то не по-человечески, – уходите.

– Это… мне вещи собрать…

– Вам скомпенсируют.

– Паспорт! – почти кричу, вытаскиваю из закромов книжечку с двуглавым орлом. Хочу заодно захватить деньги, тут же раздумываю, совру этому синему, что у меня там тыщ двести в ящике стола лежало, и скомпенсирует, как миленький…

Выхожу из квартиры, проваливаюсь в никуда, прихожу в себя на лужайке перед особнячком. Трогаю траву, как в детстве, когда всё было новым и незнакомым, пытаюсь убедиться, что трава настоящая, и дом настоящий, твёрдые стены…

– Это мы где? – оторопело спрашиваю синего.

– Сахара.

Оглядываюсь. Меньше всего похоже на Сахару, зелёные холмы и полноводная река. Кажется, они и здесь постарались.

Они…

Он помогает мне встать, усаживает в плетёное кресло. Бросает на плетёный столик визу мастеркард. Интересно, сколько там может быть. И что за манера писать пин-код прямо на визе, на мастеркарде.

Оглядываю холмы, бесконечные ряды особняков…

Про базу так ничего и не знаю, на базы даже репортёров не пускают. По всей территории России, плюс кусок восточной Европы, на половине Канады, и ещё одна база в Антарктиде плюс половина Австралии. А нам за железную ограду вход запрещён.

Смотрим по новому три-дэ телевизору, как люди отчаянно защищают землю от пришельцев в каком-то блокбастере.

Данька визжит, вау, круто, так их, так.

Хочется молотить кулаками в стену.

2013 г.

Вывихнул…

– Следующий.

Поднимаю голову, смотрю на вошедшего. Человек как человек, каких множество, вот скажите мне, как он выглядел, вот не отвечу. Прикидываю, с чем он сюда пришёл, с воспалением левой пятки или выпадением правого уха. Шучу. Хотя в моей работе вообще не до шуток, а шутить приходится, вот так сидишь у постели умирающего, за руку держишь, у-у, такой парень славный, и помирать собрался, да ты ещё на моих похоронах напьёшься…

Ладно, не о том речь.

– Слушаю вас.

Делаю умный вид, торопливо пишу в амбарной книге, пусть думает, я тут весь в делах по уши…

– … вывихнул.

Что за парень, шепчет еле-еле, не разобрать…

– Сустав?

– Нет… …

Опять что-то там бормочет. Мне слышится: уши вывихнул. Ну, ясное дело, что не уши, а что же?

Даже не пытаюсь угадать. Сдаюсь.

– Что вывихнули?

– Душу.

Присвистываю. Нехило.

– Дайте посмотрю.

– Да… неудобно как-то…

– Неудобно трусы через голову надевать. Раздевайтесь.

Смотрю. Анализирую. И правда, вывихнул, крепенько вывихнул, как это он вообще ухитрился… как специально, ей-богу.

– Это вы где же так?

– В офисе.

Снова присвистываю. Это дохлый номер, если в офисе.

– Это дохлый номер, если в офисе, – повторяю вслух, – сколько лет там, в офисе?

– Да… – неопределённо машет рукой, мол, сколько себя помню.

– Это дело дрянь… совсем уже дрянь…

Парень выкладывает пачку банкнот. Мотаю головой.

– Хоть миллион предложите. Не берусь вправить. Если бы вы где-нибудь на войне душу сломали, ещё куда ни шло. А в офисе…

Думаю, что он будет угрожать. Требовать. Настаивать. Ещё много чего. Нет, ничего. Понимающе кивает. Берёт пальто.

– Ну, мил человек, в конце концов, и без души живут. И ничего, неплохо. Да душа сейчас вообще редкость большая, что вы за неё так хватаетесь…

– Ага… с-спасибо…

– Да не за что… не во что… Чего скисли-то?

– Да нет… нормально всё…

Смущённо улыбается.

– Д-до свидания.

– И вам того же. Не болейте… эй, дверь там, это окно!

Распахивает, шагает с подоконника.

Долго не могу посмотреть вниз.

2013 г.

Зайчики

Пускаю зайчики.

Как в детстве. Бывает, берёшь зеркальце, ловишь солнышко, ещё думаешь про себя, вот какой молодец, солнышко поймал. И пустишь это солнышко в чьё-нибудь окошко. К дядьке, который министр, он только отмахнётся, к Ленке, чтобы во двор вышла, к бабке Никитишне, вот где мымра, а чего она на всех орёт, да пошли вон с газона, да я щас милицию вызову… Вот ей точно зайчика надо пустить, да даже не ей, а коту её, Барсику, чтобы хоп – за зайчиком прыгнул, на стену, и хоп – обои и сорвал хороший кусок…

Так ей и надо.

Жалко, теперь Барсику попадёт…

Это было давно. Я уже толком и не помню, как это было. Смотрю на детей, которые пускают зайчики, как на каких-то выходцев с других планет. В жизни не думал, что придётся зайчики пускать.

А вот пришлось.

И – куда бы вы думали – на те самые другие планеты.

Беру зеркальце, пускаю зайчиков. Зеркальце, конечно, громко сказано – огромное зеркалище, больше моего роста, больше пятиэтажного дома, больше острова Хоккайдо.