Развод - [40]

Сопоставляя факты, различные утверждения Йесона разных лет с тем, что в итоге оказывалось, я совсем запуталась и отложила на потом окончательное решение по поводу признания его слов правдой. Если бы я самостоятельно не узнала, что он разведенный мужчина уже на тот момент, когда мы познакомились, этот затейник так и катал бы мне по ушам, что я была его первой женщиной. Спору нет — ложь Йесона всегда красива и ей хочется верить, но… Но если у них с женой не было детей, то, может, они реально даже не спали, и «шлюха», «зараза» и «патоспермия» — очередная обманная импровизация? И он был до меня девственником? Я тихо и одиноко засмеялась, скрипнув зубцом вилки по фарфору. Только мой супруг способен заставить верить в очевидно невероятные вещи, не прикладывая к этому усилий. Но я же на самом деле не видела кроме его бывшей благоверной ни одной любовницы, или хоть какой-нибудь завалящей самки, которая сказала бы: «Да, я с ним спала».

Воспаляясь от лабиринта вечных йесоновских интриг, мозг стал выдавать мне очередной анекдот: муж только что сочинил совершенно обезоруживающую картину прошлого, нарисовал выдуманного обманутого и побитого судьбой парня, чтобы защемило дух, разыграл правдоподобную сцену оскорбленности — в его актерских способностях я убеждалась не раз, — и ушел. Всё рассчитано на один эффект: мне становится стыдно, и я больше никогда не лезу в его прошлое. И это сработало. Мне стыдно, и я не знаю, чему верить.

И помощников в моём расследовании мне не найти. С восемнадцати лет, когда так рано первый раз женился, Йесон жил отдельно от родителей, совершенно самостоятельно и не посвящая их в свою жизнь. Так что его мама и папа были не в курсе ничего, даже если бы захотели мне что-то рассказать. С его бывшей супругой мы вряд ли по-дружески поболтаем, а все, кто максимально долго знал Йесона — его совершенно не знали, как и я сама.

После того, как Йесон вышел, через некоторое время ко мне забежал Донун и, оставив второй электронный ключ от своего номера, попросил встретить Чунсу, который вот-вот приедет в гостиницу, а так как они уезжают на важную встречу, то он сам этого сделать не сможет. Мне не трудно, конечно, но как отнесется к очередной моей встрече с мужчиной из прошлого Йесон? А, гори всё синем пламенем! В самом деле, я не веду себя непристойно или как-то так, чтобы вызвать осуждение, поэтому мужу лучше присмирить свой далеко не кроткий нрав. И я не буду способствовать процветанию его замашек оккупанта. Я сама знаю, что можно себе позволять, а чего нельзя, так что видеться с противоположным полом имею право.

Взгляд, брошенный на часы, обнаружил, что время уже подошло, и нужно спускаться в вестибюль. Там я очутилась вовремя и, не прошло и десяти минут, как появился мой давний знакомый. Сейчас он был женат и у него тоже был ребенок, но он не сильно изменился с тех пор, как я видела его последний раз: всё такой же мужественный, спокойный и излучающий силу. Но, несмотря на улыбку, которая сама собой родилась при встрече, я моментально поняла, что прежнюю влюбленность уже не оживить никакими средствами, даже волшебными. Всё осталось позади и единственное, что теперь чувствовалось по отношению к Чунсу — это дружеское расположение, вызванное общими воспоминаниями.

Поднявшись, чтобы он положил свои вещи, мы интересовались друг у друга общими фразами о жизни, предпочитая тут же переводить разговор с себя самих на Донуна, из-за которого тут столкнулись. Он оказался благодатной почвой и, как близкие ему люди, переживающие за его судьбу, вскоре мы уже не обсуждали ничего другого, кроме того, как помирить их с Сорой и оставить в браке.

— В другой раз я бы сказал, что всё само уладится, но не с этими ребятами. — Чунсу предложил выпить за встречу в лобби-баре, на что я с радостью согласилась. Прилюдные посиделки не требуют оправданий в том, что мы делали. Всё и так видно и множество свидетелей. Да и пили мы безалкогольные мохито, поскольку Чунсу был трезвенником, как и я, из-за своих занятий спортом вечно блюдущим здоровый рацион и правильно питающимся. — Во-первых, они выглядят неприспособленными к решению проблем, каких-либо, кроме денежных. Во-вторых, я впервые слышу, чтобы они поссорились. И тут же так сильно, что речь зашла о разводе! Это заставляет задуматься.

— Да ладно тебе, — смотрела я на это оптимистичней. — Это же не ислам, где трижды произнесенное «развод» обрывает узы. Они могут говорить о разрыве бесконечно, лишь бы не предприняли никаких действий. А то, что они ругаются так редко, подаёт надежду на то, что отношения эти крепкие.

— Одно несомненно — они любят друг друга, и очень сильно. — согласился Чунсу. Я посмотрела на него ещё раз, как бы заново. Чудно было сидеть вот так с ним снова, столько лет спустя, и, как обычно, говорить о Донуне. Словно ничего не изменилось, и я даже ощутила себя моложе обычного. Вспомнился тот месяц противостояния с Йесоном и я подумала, а почему бы не перестать быть послушной и хорошей женой, а, как и тогда, встать на дыбы, и добиться, наконец, правды, и всего, что мне ещё надо. Впрочем, у меня всё есть, разве что завоевать немного свободы от патриархальной ревности мужа. Она мне нравится, конечно, но изредка случаются перегибы. А ещё пора стать более требовательной. Сколько ещё лет мне терпеть постоянные командировки и отсутствие Йесона, которого так не хватает и мне, и детям? Но то сокровенное «не отвлекать от работы», «не беспокоить», «не добавлять лишних хлопот» заученное из-за заботы о нем, вдруг завязло у меня на языке, так что захотелось выплюнуть и потребовать внимания к себе. Покапризничать. Почему Соре можно, а мне нет? Я даже в положении старалась быть как можно менее уязвимой, терпя и следя за собой, не пора ли расслабиться? Привычка быть сильной и самостоятельной, продуманной и предусмотрительной, выработанная после одного единственного несчастного случая в молодости, крепла и крепла, но переросла вдруг во что-то тяжелое и неподъемное, что захотелось скинуть, как рюкзак, и вспорхнуть канарейкой.