Разведшкола № 005 - [47]

На южном направлении советско-германского фронта обстановка стала резко изменяться в нашу пользу.

В первой половине февраля Красная Армия освободила Ростов-на-Дону, Таганрог и вошла в Харьков, где завязались тяжелые бои. 22 февраля 4-я танковая армия генерал-полковника Гота в составе трех танковых корпусов, усиленных тремя батальонами тяжелой танков «Тигр», контратаковала части нашей армии, и 14 марта восстановила фронт по правому берегу Донца, вновь овладев Харьковым. Линия фронта опять стабилизировалась, она протянулась сплошной линией от Таганрога до Белгорода.

А мы, специально подготовленные диверсанты-разведчики, сидели в селе Приютном и занимались, как нам казалось пустяками. Мы буквально глотали сводки с фронтов и атаковали «Батю» вопросами, когда же наступит наша очередь сражаться за Родину. «Батя», видимо, сам не знал, что нас ждет завтра и успокаивал, как мог.

После случая с мельницей я вплотную занялся борьбой с самогоноварением. Начал с адресов, указанных в объяснении мирошника. Кроме того наши хлопцы из отряда ежедневно поставляли мне информацию. Самогонку, как правило, гнали по ночам. Поэтому наш с Федором рабочий день был по времени не ограничен. Нас всегда в качестве понятых сопровождала пара ребят из милиции. Обнаружив самогонку в той или иной хате, я предъявлял   ордер на обыск хозяйке или хозяину дома. Мы обязаны были изъять ее, вылить, посуду разбить, аппарат сломать и написать протокол обыска. За самогоноварение полагалось тогда 6 месяцев принудительных работ либо 3000 рублей штрафа. Но кого как наказать, решало руководство улуса. Я же делал свою работу.

К людям я подходил избирательно. У заядлых самогонщиков ломал аппарат. У бедных фронтовичек, где самогон являлся единственным источником средств к существованию, самогонные аппараты с большого размаха осторожно опускал на пол и его составные части просто расползались. Их потом легко можно» было восстановить.

А что делать с самогонкой? Как уже сказано, ее следовало вылить на землю, посуду разбить и все это отразить в протоколе обыска. Но самогон я, конечно, отдавал нашим ребятам. Мы им «украшали» вечерние часы на посиделках в парткабинете. Посуду, трехлитровые бутыли — «четверти» отдавал бедным жительницам села (женам фронтовиков) для молока. Они были тогда большим дефицитом, за одну бутыль давали две-три буханки хлеба.

В один из дней марта прокурор сообщил, что меня вызывают в Элисту в республиканскую прокуратуру на утверждение. Но до отъезда надо зайти в улуском партии к Василию Никитовичу Кравченко (к «Бате»), он хочет поговорить со мной. Потом протянуле ведомость и попросил расписаться. Я спросил, что это. Он ответил, что это зарплата. Моя первая зарплата в жизни!

«Батя» расспросил меня о работе, о начальнике, о положении, с моей точки зрения, в самом Приютном. Он сказал, что в основном моей работой прокурор доволен, хотя я, конечно же, очень слаб в юридических вопросах. Затем передал мне три пакета: в обком партии, лично комиссару и в штаб представителя ЦШПД, который с января 1943 года находился в Элисте. Потом позвонил в военкомат, попросил подбросить меня в Элисту. Договорились, что машина будет завтра к 8 часам утра возле военкомата.

В республиканской прокуратуре я познакомился с прокурором республики. Оказалось, что он все обо мне знает, поэтому утверждение в должности прошло формально. Потом пошел в Совнарком республики. Дорджи   Горяевич принял меня сразу, без очереди. Я передал ему пакет от «Бати». Он бегло прочитал его и сказал, что ответит позже, потом пожал руку: «Так держать, сержант!». Проводил до двери, попросил передать привет «Бате» и наилучшие пожелания всем бойцам отряда.

В обкоме партии, после того, как сдал пакет в секретариат и получил расписку, хотел уйти, но тут меня вызвал секретарь обкома, стал подробно расспрашивать о положении в Приютном и вообще в улусе. Потом проводил до двери своего кабинета. Хождение по высоким инстанциям для меня тогда было непривычным. Признаться, я оробел.

Из обкома партии пошел в нашу спецшколу. Меня встретили наши инструкторы, отвели в штаб. Там я увидел Алексея Михайловича, передал ему пакет от «Бати». Мы говорили с ним около трех часов. Он рассказал мне о некоторых других группах, которые были заброшены в Калмыцкую и Сальскую степи.

Районы действия некоторых диверсионно-разведывательных групп, заброшенных на оккупированную территорию, в тыл немецких войск, я привожу ниже:

Группа А.Р. Поталова № 50 «Андрей»: Ж/д магистраль на участке Ипатово — Петровское.

Группа И.Н. Чернышева № 51 «Старики»: Сандата — Башанта — Яшалта.

Группа В.Н. Кравченко № 55 «Мститель»: Элиста — Приютное — Сальск (схема № 3)

Группа П.Н. Яковлева № 57 «Павел»: Троицкий улус севернее Элисты, Келькута, Троицкое — Увага, Чилгир — Сараха (схема № 4).

Группа И.Г. Гермашова № 59: Окрестности Элисты, Грейдерная дорога, Элиста — Яшкуль, Хул-хута, район базирования хотуны Оран — Булук (схема № 4).

Группа Л.М. Черняховского № 66 «Максим»: Ж/д магистраль на участке Орловский — Зимовники (полустанок Куберле) (схема № 5).   

Группа А.М Федоренко №. 70 «Александровцы»: Яшалта — Киста и ж/д магистраль на участке Ипатово — Дивное (схема № 3).