Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг. - [16]
Разберёмся с другими имеющимися у нас материалами об этом Институте. Ещё в 1938 г. в его ведение передали дом отдыха Коминтерна в подмосковном Пушкино и дом отдыха НИИ национальных и колониальных проблем в подмосковном Нагорном[172]. Но в 1941 г. было не до них: Коминтерн и его «дочерние» структуры эвакуировались как раз в Башкирию. Где мы и нашли воспоминания анонимного, но, судя по контексту, чехословацкого коммуниста (орфография автора сохранена):
«Служба на вокзале [Уфы] нам показала направление. […] Мы должны идти до самого конца, где стоит большое здание, которое обозначено как институт № 307 (так в тексте, но, как будет видно, речь идёт о том же учреждении. – Авт.). Нам неясно, что это? На первый взгляд казалось, что это напоминает какой-то вуз. Пришел товарищ из отделения кадров с медалью “За отвагу”, что на меня произвело большое впечатление. […] Он спросил, есть ли у нас представление, где мы находимся. Мы ответили, что в какой-то партийной школе. Тогда он нас информировал, что мы находимся в комитете Коминтерна, который был эвакуирован из Москвы […] Из это ситуации на освободило то, что нас ожидает товарищ Готвальд. […] Потом […] мы долго разговаривали у товарища Вацлава Копецкого»[173].
Вернёмся к труду «Организационная структура Коминтерна». В 1942 г. в Службу связи Коминтерна входили:
«а) секретари ИККИ (Д. Ибаррури, К. Готвальд, П. Тольятти);
б) секретариат;
в) представители компартий (Италии – В. Бианко, Австрии – И. Коплениг, Чехословакии – В. Копецкий)»[174].
В этом списке мы видим и Готвальда с Копецким, упомянутых чехословацким коммунистом, явившимся именно в этот Институт (пусть он ошибся номером), и Ибаррури, к которой, получается, был вызван Гомес. Зачем?
Прежде всего поясним, что с началом войны Служба связи Коминтерна была реорганизована: вместо постоянных стали использовать разовых курьеров из числа лиц, отобранных для этой цели компартиями[175].
А также повторим: ставшие для нас одним из «ключей» воспоминания безымянного чехословацкого коммуниста обнаружены в Башкирии, но не в Уфе, а в архиве бывшего Кушнаренковского райкома КПСС. Это – ещё одно косвенное подтверждение того, что Гомес находился именно там. Есть и важные совпадения в архивных документах. Как мы помним, пропуск из Самарканда в Уфу был выписан Гомесу сроком до 4 мая 1942 г. А в заключении секретной справки кадровиков ИККИ от 23 апреля говорится: «Тов. Гомес проявил себя активным, способным, растущим членом ВЛКСМ. Представительство КП Испании рекомендует его на партучебу. Для учебы в партшколе подходит. Вилков, Бадалян»[176]. Что это за «партшкола», мы уже знаем.
Массовик-затейник?
Итак, Гомес – выпускник военно-политической и разведывательно-диверсионной спецшколы, откуда многие отправляются на задания в тыл врага по линии не только Коминтерна, но и разведуправлений НКВД/НКГБи Генштаба Красной армии.
А Гомес? На пике войны его биография совершила какой-то совершенно немыслимый поворот. Во-первых, в 1943 г., будучи советским гражданином призывного возраста и выпускником разведшколы Коминтерна (!), он стал студентом Московского энергетического института (МЭИ).
А во-вторых, – и это ещё более странно – он «в 1944 г. работал в качестве массовика в пионер-лагере Управления делами ЦК ВКП(б)»[177]. Более того, в его деле в РГАСПИ на этот счёт имеется даже Выписка из приказа № 57 от 30.VI.1944 г.: «тов. Гомес П.А. зачислить в штат пионер. лагеря на должность массовика с 1.VII.1944 с окладом 300 рублей в месяц»[178]. Правда, графа о том, когда он оттуда уволился, пуста…
Ещё пробелы в биографии
В Московском энергетическом институте подтвердили: в отделе кадров есть дело студента Агустина Гомеса. И дали его посмотреть. Но и в нем мы снова увидели примечательные пробелы. Например, заполняя «Личный листок по учёту кадров» и анкету, в графе «Образование» Агустин написал, что окончил 10 классов и ушёл с 1-го курса Техникума машиностроения г. Самарканда[179]. Об учёбе в спецшколе Коминтерна – ни слова.
В графе «Отношение к военной службе» он указал: «военнообязанный»[180]. И при этом не отправился на фронт, а поступил в МЭИ 3 сентября 1943 г.[181] Там он числился до 22 октября 1945 г., когда, получив строгий выговор, по распоряжению декана перевелся в Московский институт инженеров связи[182].
Связан ли перевод с выговором или с чём-то другим – неизвестно. Но с этими сведениями контрастируют вроде бы мелкие, но всё же противоречия в воспоминаниях о нём друзей спортсменов.
Начнём с того же Никиты Симоняна. Он рассказывал: «В 1946 году, будучи очень молодым человеком, я приехал в Москву из Сухуми играть в команде “Крылья Советов”. Сразу же шефство надо мной взял Агустин Гомес: в столице он жил уже около десяти лет, прекрасно здесь ориентировался, имел много друзей»[183]. И вот – первое несоответствие: у Гомеса было много друзей в Москве, но он не жил в столице десять лет! На тот момент он около десяти лет прожил в Советском Союзе, в разных его частях – в Обнинске-Обнинском, в Самарканде, в Башкирии.
