Разведка была всегда... - [12]

Можно представить, как ёкнуло сердце у Блуда. Неужели провал? В самый канун полного торжества! Но, судя по дальнейшему развитию событий, выдержка ему не изменила. Он не схватился украшенными жуковиньем пальцами за меч, не стал затравленно озираться по сторонам в поисках спасения. А у Варяжки, видимо (если этот эпизод не вымышлен), не было каких-либо доказательств своей правоты и предательства «милостника», кроме смутных подозрений. Ярополк ему не поверил. Он явился на теремной двор, и едва «полез в двери», как два варяга «подъяста» его мечами «под пазусе». (Владимир ведь не зря «сидел» с дружиной. На этом совете Ярополку, очевидно, был вынесен официальный приговор, который тут же и привели в исполнение). Блуд в это время быстренько прикрыл двери и «не да по нем (Ярополку. — Авт.) ити своим». Как точно сказано: «своим»... А впрочем, акция была разыграна как по нотам и сделала бы честь и современным службам. Видимо, всё было продумано до мелочей заранее (важно было, например, чтобы Блуд в нужный момент сумел отделить Ярополка от его свиты) и агентурная связь до самого конца работала бесперебойно.

Так произошёл второй государственный переворот в Киевской Руси. Читатели не забыли, наверное, что первый совершил почти за сто лет до этого вещий Олег. Кстати, не кажется ли вам, что они (эти перевороты) чем-то похожи? И тут и там — заговор с помощью импровизированной или заблаговременно созданной тайной службы; заманивание противника в ловушку; политическое убийство с использованием услуг «профессионалов»; войска, ожидающие в засаде или вступающие в дело; демагогическое обвинение соперников в нелегитимности или таком нарушении её, которое ставит их вне закона и вынуждает пламенных борцов за справедливость выступить на её защиту; нежелание слушать доводы обвиняемых, потому что речи о попранной справедливости — это так, для истории, это речи волка из крыловской басни. Помните, что сказал Олег Аскольду и Диру? «Вы не князья и не княжеского рода. А вот я княжеского рода». И тут же восстановил попранную справедливость. А Владимир так и вовсе без разговоров обошёлся. А может быть, все подобные перевороты, в сущности, близнецы-братья? Ведь и в наше время чуть ли не единственный аргумент победителя — что он «от роду княжа» (то есть что ему, по басне, хочется кушать). Разве что «пресса» вела себя по-разному. Действия Олега летописец оставил без комментария, а Владимира и вовсе осудил, хотя и ругал князя с умом, — не самого нового венценосца, а завербованного им агента-переветника. У нынешних же «летописцев» мёд каплет с языка при описании подвигов новых Блудов, а следовательно, и их хозяев. Впрочем, это только так, к слову. «Мы же на прежнее возвратимся», как говаривал древний летописец, когда ему тоже случалось отвлечься.

Остаётся сказать о странной позиции, занятой в отношении Блуда художником Радзивилловской летописи. Он посвятил войне Владимира с Ярополком пять миниатюр. Но при всём старании я не смог обнаружить ни на одной из них нашего героя. Вот, например, Ярополк с дружиной бежит в Родень. Конечно, Блуд где-то здесь. Но все дружинники — близнецы-братья. Любой из них может быть и не быть воеводой. Хотя странная маленькая фигурка на стене Родня, которая пальцами-граблями указывает на хлопающую крыльями «вещую птицу» на дереве, как бы вопиет: тут он, предатель! А вот Владимир с дружиной — и, кажется, с Добрыней — ждёт на теремном дворе. Справа Ярополк размышляет с кем-то из приближённых, что же ему делать в создавшейся ситуации. Однако стоящий перед ним очень симпатичный молодой человек в высокой круглой шапке, с приветливой миной на лице — это, конечно, не Блуд, а Варяжко, чья личность не могла не вызвать горячего сочувствия у художника. Вот, наконец, сцена убийства Ярополка. Несчастный князь как бы распят в проёме дверей, пригвождённый к ним мечами двух свирепого вида молодцев. Владимир, сидя на престоле, хладнокровно руководит трагическим действом. Рядом с ним какой-то простоволосый юноша всплёскивает руками, выражая потрясение происходящим. Но это лишь персонификация потрясения самого живописца, а не реальное действующее лицо и, конечно же, не Блуд, который, как помнят читатели, остался за дверьми.

Получается, что один из главных героев происшедших событий, без участия которого они протекали бы совсем иначе, оказался совершенно обойдённым художником. Его не пожелали «даже вставить в книжку». Точнее, однажды всё-таки вставили. Но это было уже в контексте событий 1018 года, о которых чуть позже. Блуд там настолько невыразителен, что его можно «вычислить» лишь по жесту, которым он сопровождает свою остроумную речь насчёт достоинств польского князя Болеслава. Главное же, Блуд в этом сюжете выступает в совсем иной роли — обычного дружинного воеводы.

А вот в основном качестве, тайного резидента Владимировой разведки, Блуд миниатюриста никак не заинтересовал. Или заинтересовал, так сказать, отрицательно. В чём тут дело? Ссылаться опять на соображения секретности как-то уже неудобно. Пожалуй, причина в другом. Средневековая живопись обладала гораздо меньшим набором средств для передачи психологии, вариаций душевного состояния людей, чем современная ей литература. Художники удовлетворительно, а в лучших образцах великолепно, справлялись с полярными характеристиками типа: «хороший» — «плохой». А промежуточные состояния были для них камнем преткновения уже потому, что они ещё долгое время не знали искусства портрета, не располагали арсеналом необходимых для решения столь сложных задач выразительных средств. Блуд относился как раз к числу таких персонажей, которые никак не вписывались в двухцветную шкалу. С одной стороны, он, конечно, был изменник и предатель, а с другой — служил будущему равноапостольному крестителю Руси, создателю могущественного православного славянского государства. Христианская мораль художника и восприятие им ценностей отечественной истории вступили в противоречие и не позволили Блуду «отметиться» в иллюстративном ряде летописи.