Разведчик - [18]

Гонец нащупал камень. Опираясь о ствол дерева, он неуверенно встал на ноги и метнул его в спину негодяю и колдуну, очевидно подкупленному клятвопреступником военачальником. Но пришпоренный конь рванулся, понёс колдуна в светлую ночь, и камень не долетел до них, упал на конские следы. Как сражённый проклятьем, гонец застыл истуканом, с отчаянием слыша, что дробный перестук копыт постепенно удалялся и затихал вдали.

Зубчатые и стрельчатые переплетения двойных теней крепостных стен отражались под обрывом берега на сияющей ночным серебром глади реки, которая огибала застроенный царскими палатами холм, будто чешуйчатое чудовище, сторожившее его неприступность. Река и высокие стены вековой крепости надёжно окружали царскую часть города.

Звуки разнузданной оргии доносились от царского дворца до каменного моста через реку. Мост был единственным, и после полуночи охранялся сокращённым караулом, только двумя воинами и сотником, у которого на левом предплечье был завязан белый шарф. Сотник и воины прислушивались к звукам во дворце, привычно обменивались замечаниями о том, что там творилось, и неохотно отвлеклись на приближение топота быстро скачущего коня. Вынув из бронзовых колец в лапах каменных зверей по факелу, воины с намеренным лязгом высвободили из ножен короткие мечи и следом за сотником выступили к середине моста, перегородив всю ширину проезда по нему. Всадник перевёл коня с бега на шаг, и копыта зацокали по плитам моста до тех пор, пока сотник требовательно поднятой правой ладонью не остановил его.

– Слово-ключ?! – громко потребовал он ответа у всадника.

– Ключ на мне! – наугад ответил Иван и дерзко выпрямился в седле.

Огонь коптящих факелов приблизился, высветил его лицо, шлем со стремительно летящей птицей, и сотник, ни слова больше не произнося, отступил и пропустил гонца к раскрытым крепостным воротам. Охрана в воротах так же потребовала у него пропускного ответа.

– Ключ на мне! – повторил Иван.

Целившие в него копьями воины ночного дозора безмолвно расступились, освободили въезд в городскую крепость. Он проехал мимо большого сада к празднично освещённой кострами дворцовой площади и спешился у главного входа в оживлённый пиршеством и всевозможными развлечениями дворец.

– Ключ на мне! – взбегая по ступеням, в третий раз сказал он вставшим у него на пути стражникам.

Дворец был освещён десятками настенных светильников, и внутренняя стража больше нигде не останавливала Ивана, не задавала вопросов. Он тоже никого не расспрашивал, уверенно шёл проходами и мрачными помещениями на приглушённый шум пьяного веселья. От него безмолвными тенями шарахались рабы, некоторые несли блюда со всякой всячиной, и, наконец, он вышел к распахнутым внутрь резным дверям, за которыми был ярко освещённый зал, а в центре зала, на ковре, под надрывные звуки чувственной музыки, крутили бёдрами, танцевали обнажённые танцовщицы и жрицы любви.

– Царя здесь нет, – выступив в дверях навстречу Ивану, бесцветным голосом сказал широкоскулый начальник дворцовой охраны. – Он ушёл в свою спальню.

Рослые часовые, которые стояли по бокам золоченной двустворчатой двери, вытянулись и замерли, не смели шелохнуться. Царь привычно не замечал их присутствия. Он раскраснелся после выпитых крепких напитков, как краснеют рыжеволосые мужчины зрелого возраста, и, придерживаясь за талию Елены, увлёкал её между часовыми за приоткрываемую свободной рукой створку двери. Они вошли в просторную спальню с единственным окном, за которым притихла соучастницей многих тёмных дел полнолунная ночь.

– Как тебе понравился мой пир в твою честь? – выговорил он, пожирая её не полностью скрытую дорогим платьем грудь мутно поблескивающими серыми глазками.

Молодая женщина неопределённо повела плечом, но в глазах её играл дьявольский огонёк, и царь не по возрасту поспешно отпустил её ягодицу, чтобы самому быстрее закрыть дверные створки. Елена не удивилась военачальнику с лицом героя, с которым промчалась по степи на колеснице, а затем прибыла в столицу, – он выскользнул из-за тяжёлой занавеси у окна, крадучись живо оказался за спиной царя. Между сжатыми кулаками побледневшего военачальника тускло блеснул чёрный шнур, которым он вмиг захлестнул шею своего господина, рывком сдавил ему горло. Царь неприятно захрипел, однако за дверью никто не отозвался на эти попытки звать на помощь. Елена отошла к широкому окну, выглянула на верёвочную лестницу, переброшенную за подоконник. После чего спокойно обернулась к тому, что происходило в большой спальне.

Военачальник повалил оказывающего яростное сопротивление царя на мягкие шкуры, упёр колено ему в спину, под его слабеющий хрип затянул шнур у рыжеволосого затылка и резко дёрнул. Когда хрипение царя наконец затихло, женщина одарила победителя чарующей улыбкой. Военачальник тяжело дышал, но живо поднялся с колена и, оставив неподвижного царя среди шкур, подхватил Елену на руки.

– Одна мысль, что этот похотливый бабник и пьяница обнимал тебя, делает из меня зверя, – объяснил он свою горячую и нетерпеливую страстность.

Елена тихо отозвалась своим грудным смехом, позволив ему нести себя к царской кровати, освещённой слабым пламенем золотого светильника на бронзовом треножнике. Военачальник резко отдёрнул розовые газовые занавеси под широким балдахином, но она вдруг увернулась от его губ и, прислушиваясь, отстранила от своей груди тёмноволосую голову теряющего разум мужчины.