Развал - [77]

Шрифт
Интервал

— Это будет наш козырь, Витя. Я думаю, Гиви о нём знает. Если его подпугнуть «Седым», он может дрогнуть.

— У меня, Петрович, ещё один козырь в запасе.

— Я знаю. Васин, всегда козырную карту под конец держит, — пошутил Бурцев, — и, небось, туза?!

— Туз, не туз, не знаю, но банкиры помогли. Есть два счёта за рубежом, куда Гиви деньги сливает. Большие деньги. Это, я думаю, его счета. Или его патрона. Если его припугнуть, мол, эти счета будут арестованы, я думаю, Гиви дрогнет. У меня есть идея, надо с Асей обсудить.

— Ты устрой мне с Гиви встречу.

— С кондачка брать не будем. Давай в начале, Петрович, разработаем план.

Когда план был разработан до малейших деталей, Ася с ним согласилась. Решили, если план не удастся, вступает второй вариант: обратиться к бандитам. В ресторане Бурцев встретился с Гиви.

— Что ты хотэл? — спросил его Гиви.

— Некоторые люди, оттуда, — Бурцев показал большим пальцем вверх, — очень большие люди, просили меня утрясти спор между тобой и французами. Дело в том, что кремлёвские ребята тоже пьют вина из этих подвалов.

— А у них, что мэнтов нет, что они тэбя попросили?

— Понимаешь, Гиви, фирма не хочет большого скандала и огласки. За репутацию печется. Да и наши власти не хотели бы на страницах жёлтой прессы красоваться. Прибыла женщина, адвокат этой фирмы, хотела бы мирно решить все проблемы.

— Слюшай, хорошее вино у этого дэда. Хочешь, я тэбе пару бутылок дам. Я тебе хорошие дэнги заплачу — ты у этой бабы бумаги выуди.

— Нет, Гиви, ты не понял меня. Тут не деньги — тут власть замешана, а я ещё жить хочу. Зачем тебе, Гиви, люди с автоматами и в масках. Твои рестораны, магазины — всё пойдёт кувырком. А если, не дай Бог, к «Седому» обратятся? Для фирмы половину отдать — это пустяк. Не тебе рассказывать. Фарш начнут делать — это беспредельщики. Ты же знаешь, как «Седой» «любит» нерусских. Так что, подумай.

— Гдэ я могу с этой дамочкой встрэтиться?

— Приезжай ко мне в офис. Заранее позвони, я вас сведу.

На следующий день Гиви позвонил и попросил организовать встречу. Бурцев всё время инструктировал Асю:

— Держись спокойно. Если будет предлагать выплату частями, не соглашайся. Он, наверняка, возьмёт человека, знающего французский. В ходе разговора Васин тебе позвонит на мобильный, как будто из Франции. В твоей речи должны прозвучать эти слова: два счета, судья, и арест этих счетов. Я буду внимательно за ним наблюдать. Если эти счета касаются его, он себя выдаст. Тогда можно и судиться. Интерпол их сразу заблокирует.

Гиви приехал вовремя. Три грузина высокого роста зашли в кабинет к Бурцеву.

— Садитесь, господа, — сказал Бурцев, — немного подождём, адвокат выехала.

Гиви внимательно осмотрел кабинет, затем остановил свой взгляд на фотографию стоявшую на столе. Через десять минут в сопровождении секретарши вошла Ася. Бурцев встал, слегка склонил голову, тоже проделали остальные мужчины.

— Здравствуйте, господа, будем знакомы, я адвокат фирмы, защищаю интересы господина Турене.

Все сели.

— Госпожа адвокат, господин Барадзе, — сказал Бурцев. — Можете приступать к переговорам.

Ася изложила суть дела, указала на долг Барадзе и на наличие долговых обязательств и под ними подписи самого Барадзе.

— У нас нэт таких денэг, — сказал Барадзе — мы сэйчас не можем заплатить.

Селектор у Бурцева был включён, и Васин в другом кабинете слушал весь разговор. Он отключил селектор и тут же позвонил Асе на мобильный телефон. Бурцев внимательно слушал и наблюдал, как Ася говорила что-то на французском. Потом из папки достала лист бумаги, на котором крупным шрифтом были напечатаны реквизиты, и это всё она стала зачитывать по телефону. Бурцев наблюдал, как лицо Гиви слегка дрогнуло. Сидевший рядом грузин что-то шепнул ему на ухо.

— Нам надо выйти, — сказал Гиви.

Когда они вышли, Бурцев соскочил со стула и взмахнул сжатым кулаком.

— Молодец Ася, в десятку, в яблочко. Сейчас они сдадутся.

И точно, через пять минут грузины зашли в кабинет.

— Пэредайте вашему хозяину, что мы согласны заплатить, — сказал, молчавший до этого пожилой грузин.

— Так вот в чём дело, — подумал Бурцев, — Гиви шестёрка, старик хозяин счетов.

— Куда перечислить денги? — спросил пожилой грузин.

— Вот на этот счёт, — Ася подала ему лист бумаги, — и не вздумайте шутить, господа! В противном случае ваши счета будут арестованы. Как только перечислите, хозяин мне позвонит и я вам верну долговые обязательства.

Бурцев проводил Асю, грузины остались в кабинете.

— Слюшай, откуда она узнала про счета? — спросил Гиви у Бурцева, когда он вернулся.

— Наверное, власть помогла, — сказал Бурцев.

— Похоже, что так. Чуть нэ влипли с этой бабой. Бандитов на нэё послал, мог бы в турмэ оказаться. Мододэц, спас. Когда ты мнэ про Крэмл говорил, я думал блэфуешь, но увидэл эту фотку у тэбя на столэ, понял, что нэт.

Бурцев улыбнулся. Он вспомнил, как на дне рождении у Никольцева был премьер министр. Никольцев тогда предложил ему сфотографироваться на память с двумя афганцами. Три улыбающихся лица, на фоне куста сирени. Васин заключил фото в рамку, поставил Бурцеву на стол и сказал: — Петрович, ей здесь место. Это хорошая реклама нашей фирме. Сработало. У нас такие люди — любят ничком в ножки. Пожилой грузин, который оказался хозяином, что-то сказал Гиви. Тот открыл дипломат.


Еще от автора Григорий Сергеевич Покровский
Ввод

Роман «Рабы империи» об офицерском корпусе. События происходят в период 70-х годов до развала Союза. Основной сюжет роман — любовь книга состоит из трёх частей «Ася» «Ввод» «Развал».Вторая книга полностью посвящена войне в Афганистане.«Развал» — это развал СССР и бегство армии из Германии.


Ася

Роман «Рабы империи» об офицерском корпусе. События происходят в период 70-х годов до развала Союза. Основной сюжет роман — любовь книга состоит из трёх частей «Ася» «Ввод» «Развал».Вторая книга полностью посвящена войне в Афганистане.«Развал» — это развал СССР и бегство армии из Германии.


Заложники

Уважаемые господа! В написании этого романа я ставил перед собой цель рассказать людям хотя бы частичку правды, показать читателю подлинное лицо одной из войн, которое, к сожалению, некоторые авторы рисуют в розовых героических красках. Война — это «грязная тётка», тем более, если она ведётся на территории чужого государства и с непонятной целью. Хочу обратить ваше внимание на то, как люди становятся заложниками своей жадности и глупости. Участники этих событий могут сказать: «Григорий Сергеевич — это же было не так».


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.