Разум за разум - [2]

Разумеется, платить заклятому врагу за оказываемые им коммунальные услуги было выше всяких сил человеческих. Накануне событий в обиженный город начинали съезжаться собственные корреспонденты всего прогрессивного человечества. В период вспышки справедливой борьбы с ненавистными оккупантами их тут принимали как родных, знакомили со сценарием будущей кровавой драмы, обещали горы женских и детских трупов, конечно же, при этом сильно преувеличивая. Однако такова сила искусства, что мастерам его вполне хватало и одного покойника в кадре, чтобы благодарный зритель легко мог представить себе гору трупов, пускай в реальной природе и не существующую.

Офицер вошел в салон и скептически окинул взглядом малолетних сограждан, но при этом отнюдь не соплеменников. Конечно же, он понимал, какие кошки должны скрести на душе у того, кому приходится выбирать между верностью стране, в которой родился в качестве национального меньшинства, или своему народу, который как раз с этой страной смертельно враждует. По необходимости для минимального лада с самим же собой и во избежание беспросветных неврозов надо одно из двух окончательно признать для себя чужим.

Впрочем, арабские страны легко избавили своих евреев от подобных душевных мучений, на время войны с Израилем объявив их всех внутренними врагами. Израиль столь же просто и в некотором, пускай и средневековом, отношении гуманно обойтись со своими арабами в силу еврейских политических убеждений нескольких последних столетий позволить себе не мог, и поэтому психологически мучался сам вместе с ними. Во всяком случае, чего-чего, а душевного покоя в данную минуту офицер не испытывал. Не нравилась ему вся эта затея. И что это за будущий мир, если уже сегодня он требует гораздо большего чисто профессионального военного напряжения, чем локальная, а то и, не про нас будь сказано, самая настоящая региональная широкомасштабная война?

Для силового прикрытия мирной культурной акции были задействованы все пять недавно поставленных Соединенными Штатами шагающих вертолетов, по сравнению с которыми сверхсекретные российские танки с более или менее вертикальным взлетом и мягкой для не слишком привередливого бойца посадкой — образцовый пример косности военно-стратегического мышления. В будущей глобальной бойне русские безусловно обречены на поражение, что, впрочем, в отличие от них самих нисколько не смущает их арабских друзей.

Впрочем, кто еще кого кинет. Стойкие эстетические пристрастия — вот истинная слабость России. Если что ее когда и погубит, так это реализм. Крайнее недоумение офицера внешне проявилось легким подергиванием щеки, и он решил не скрывать своих чувств, раз они уже и так себя выдали.

— Скажите, господин инспектор, — обратился он к Моше Раку, — как это можно считать Запад своим заклятым врагом и одновременно гордиться собственными успехами именно на Западе? Ведь по-настоящему в России уважают не тех деятелей искусств, которых признали в Индии или Китае, а тех, кто добился известности в Америке и Европе?

— Причем тут Россия, командир? — вполне здраво начал было инспектор и неожиданно для себя продолжил. — Я и сам не понимаю, как моему двоюродному дяде удалось склонить Сталина принять за основу именно метод социалистического реализма. Ну, почему не метод социалистической безудержной фантазии? Ведь, как ни крути, а хоть к какой-нибудь видимости правдоподобия слово «реализм» все-таки обязывает, не так ли командир? А зачем Сталину понадобилась видимость правдоподобия? Разве она в интересах социализма и русской государственности?

— Вот я и говорю, — согласился офицер. — По-моему, арабы рано или поздно заделают русских, а хорошо ли это для нас?

Оба собеседника глубоко задумались, казалось, начисто позабыв о своих служебных обязанностях.

— Скажи, командир, нет ли у тебя случайно дара живописца?

— Почему же случайно? — оживился офицер. — Как раз вполне закономерно: у меня оба деда оформители, а обе бабушки дизайнеры, не говоря о том, что все они евреи. То есть, если такая фундаментальная вещь, как еврейство, передается по наследству, то что уж говорить о такой мелочи как дар живописца. А что?

— А у меня этого дара нет. Представляешь, командир, чем только мои бабушки и дедушки ни занимались, но только не дизайном и не оформительством, словно для них этого вовсе не существовало. Как нарочно.

— А двоюродный дядя?

— Это который Сталина уговорил? Нет, можешь мне поверить, кисти никогда в руках не держал. Но все равно пал жертвой необоснованных репрессий периода временных отступлений от марксистско-ленинских норм партийной жизни. Нормы-шнормы, понимаешь, и нет человека. А сколько бы еще всего насоветовать мог, как в области изобразительных искусств, так и вообще. Глядишь, со временем, и в Израиль бы репатриировался. Или пал смертью храбрых на какой-нибудь русской войне. Разве угадаешь! А чего это ты вдруг про дядю заговорил?

— Черт его знает, — честно признался офицер. — Просто подумалось.

Моше Рак пристально взглянул на офицера, пытаясь рассеять свои последние сомнения, и решил довериться собеседнику:

— Есть у меня замысел одной картины, — несколько смущаясь, сообщил он. — Рассказать?