Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений - [16]

Россия следовала аналогичной модели экспансии в тот же период, с 1440-го примерно до 1750 года. Эта модель предполагала создание высокоцентрализованного государства, сильную зависимость от артиллерии, контроль огромных территорий и значительную экономическую мощь. Русская армия стала регулярной и профессиональной, обученной обращению с пушками и мушкетами, что позволило ей одержать победы над Швецией и при Петре Великом в 1682–1725 годах.

Можно сказать, что огнестрельное оружие продвигало европейский общественный и политический порядок независимо от того, в чьих руках оно находилось. Его систематическое широкомасштабное использование в целях обороны требовало надежного производства, хранения и транспортировки пороха. Также необходимы были регулярные армии – большое число мужчин, которых можно было стабильно отправлять на практически непрерывные войны. Этих мужчин нужно было обслуживать, обеспечивать формой и обувью, обучать воинским навыкам, прививать дисциплину и особенно чувство патриотизма[58]. На взгляд Гросса, обмундирование вполне можно считать военной технологией, отражающей научные достижения[59]. Безусловно, новые стандарты обмундирования регулярных армий того времени отражали возможности промышленных технологий – практику прядильно-ткацкого производства периода промышленной революции.

Службу в вооруженных силах даже стали считать частью воспитательно-культурной миссии: молодых мужчин из разных мест собирали вместе и прививали общую систему смыслов, одинаковые ценности, дисциплину и веру в современное государство. Они усваивали, как нужно ходить, одеваться, говорить и верить. Даже в XXI веке военная служба считается способом «осовременивания» в разных уголках мира.

Несмотря на многочисленные различия между империями пороха, все они несли отпечаток воздействия новой технологии. Некоторые методы управления лучше сочетались с использованием огнестрельного оружия и, в свою очередь, формировали социальный и политический строй.

Британское оружейное производство также способствовало появлению империи другого типа – основанной на работорговле. После 1690 года торговцы в Африке нередко рассчитывались в сделках «рабы в обмен на оружие» ружьями, изготовленными в Великобритании: в Бирмингеме, Бристоле и Ливерпуле. Как и империи пороха, государства – экспортеры рабов в районах Золотого Берега и Невольничьего Берега стали чрезвычайно милитаризованными и создали относительно большие армии, способные захватывать врагов в плен в ходе ночных набегов и продавать их в рабство. К 1700 году потребность Европы в рабах резко увеличилась, и народы акваму, денкира, ашанти воспользовались этим, чтобы вооружиться. Африканские торговцы требовали ружья, порох и амуницию в обмен на рабов, предпочитая огнестрельное оружие практически всем остальным товарам. Ружья повышали эффективность пленения противника, которого устрашали с помощью кремневых мушкетов, заряженных дробью, вместо смертельной пули. Цель заключалась в том, чтобы ошеломить, дезориентировать и захватить жертв живыми и невредимыми. Голландская Вест-Индская компания к 1700 году уже не могла удовлетворять потребности в ружьях торговцев с территорий в районе Золотого Берега. По одной из оценок, британские ружья составляли до половины всего огнестрельного оружия, импортированного в Западную Африку[60].

Приток ружей в районы Невольничьего и Золотого берега после 1650 года радикально изменил характер межгосударственных войн в Африке. Он обусловил политическую реорганизацию африканских государств, так что историки могут проследить прямую связь между ростом импорта ружей и развитием работорговли. Некоторые африканские государства стали создавать довольно большие армии, в которых было от 12 000 до 20 000 стрелков, и страны с более высокой огневой мощью не упускали возможность расширить экспорт рабов и заработать на истреблении своих врагов.

Я предполагаю, что ружье европейского типа распространилось по всему миру примерно в 1450–1700 годах и что каждая группа, соприкоснувшаяся с этим видом оружия, использовала его по-своему, в зависимости от существующей культуры, приоритетов, географических и военных устремлений. Одни сомневались, но все же приобретали европейские ружья в целях обороны и в попытках отвергнуть европейское сами европеизировались. Другие быстро понимали ценность этой технологии, но использовали ее иначе вследствие своих традиций.

Мушкет XVI века был мобильным воплощением культуры, демонстрацией технологических возможностей Европы и критически значимым элементом системы, имевшей много последствий, не всегда очевидных для тех, кто жил в этот период колоссального преобразования. Нельзя сказать, что последствия были везде одинаковыми, но это устройство всегда отличалось способностью поражать плоть и убивать дичь – это была биологическая технология. Она несла с собой угрозу нанесения телесных повреждений, которая давала политическую власть.

Отвергаемое или принимаемое, желанное или пугающее, ружье было значимым фактором в мире.

С учетом этой власти интересно поразмышлять о том, что оружие в руках означало для тех, от кого требовали использовать его для убийства. Сейчас ясно, что на протяжении столетий многие из людей, державших ружья, скорее всего, стреляли выше голов неприятеля.