Разум и чувства и гады морские - [102]

Марианна от всей души согласилась со словами сестры, а их матушку они побудили перечислить все невзгоды, постигшие полковника Брендона, и все его достоинства с теплом, какое могут породить лишь дружба вкупе с тайным умыслом. Однако ее дочь как будто ничего и не услышала.

В следующие два дня Элинор, как и предполагала, не заметила никакого улучшения в состоянии сестры, но пока та держалась с неизменной решимостью и пыталась оставаться спокойной и веселой, Элинор могла довериться целительным свойствам времени. С каждым днем гнойнички на коже Марианны затягивались, и прохладный (хотя и зловонный) морской ветер, завывавший за окнами Бартон-коттеджа, казалось, шел ей на пользу.

Элинор не терпелось узнать что-нибудь об Эдварде. Она ничего не слышала со дня гибели Подводной Станции ни о его планах, ни даже о его нынешнем местонахождении. Ввиду болезни Марианны она некоторое время переписывалась с братом, и в первом из писем Джона, в остальном касавшемся затянувшихся последствий экспериментов, проведенных над ним на Станции, в частности неутолимого желания питаться мотылем, было и такое предложение: «Мы ничего не знаем о злополучном Эдварде и не можем наводить справки на столь деликатную тему». Вот и все, что она сумела выяснить из этой переписки, поскольку в прочих письмах Джон его не упоминал. Однако долго оставаться в неведении ей не пришлось.

Однажды утром они послали своего слугу, Томаса, по делам в Экстер. В тот же вечер, обнося их последним кулинарным достижением миссис Дэшвуд — раковым пюре в черепе морской свиньи, — Томас сообщил:

— Полагаю, вам известно, сударыня, что мистер Феррарс женился.

Марианна вздрогнула, бросила взгляд на Элинор и, увидев, как та побледнела, забилась в истерическом припадке. Миссис Дэшвуд, тоже непроизвольно посмотревшая на Элинор, заметила ее бледность и поразилась, осознав истинную глубину ее страданий.

Мысли Элинор полыхали огнем, все ее нутро будто пульсировало от горя. Пятиконечный символ, этот ее алтарь боли, со словами слуги проявился в самом ярком своем воплощении, кружась и подрагивая перед ее мысленным взором.

— Ах! — вскрикнула она, схватившись обеими руками за голову. — Какая боль!..

Пусть она и хотела больше всего на свете расспросить слугу, голос ей не повиновался. Однако миссис Дэшвуд быстро взяла эту задачу на себя, и Элинор смогла получить все интересовавшие ее сведения без лишних усилий.

— Томас, кто вам сказал, что мистер Феррарс женился?

— Я сегодня, сударыня, сам его видел в Экстере, и женушку его тоже, мисс Стил бывшую.

Каждый раз, когда звучало это имя — мисс Стил, — боль возвращалась, казалось лишь приумножаемая повторениями.

— Их коляска как раз остановилась перед гостиницей «Новый Лондон». Я шел мимо и поднял глаза — вот и увидел, что это младшая мисс Стил.

Боль — ужасная боль! — стала почти невыносимой. Элинор собрала все силы, чтобы дослушать рассказ слуги и узнать, что сталось с Эдвардом.

— Вот я и снял шляпу, а она меня узнала, и подозвала, и справилась о вашем здоровье, сударыня, а также о здоровье барышень, особенно о Марианне, и наказала кланяться от нее и от мистера Феррарса.

— Так она сказала, что вышла замуж, Томас?

— Да, сударыня. Улыбнулась, да так и сказала: мол, не бывала в этих краях с тех пор, как сменила имя. Она всегда была барышня очень любезная и поговорить не прочь.

— И мистер Феррарс сидел с ней в коляске?

— Да, сударыня, он сидел в глубине, откинувшись. На меня и не посмотрел, но он никогда разговорчивостью не отличался.

В глубине души Элинор легко объяснила его нежелание общаться, и миссис Дэшвуд, видимо, пришла к тому же выводу.

— И больше в коляске никого не было?

— Да, сударыня, одни только они там были.

— И откуда же они прибыли?

— Прямо из города, как сказала мисс Люси… миссис Феррарс.

— И теперь направляются на запад?

— Да, сударыня, но ненадолго. Скоро они вернутся и тогда, конечно, наймут хорошо вооруженный корабль и навестят вас на островах.

Миссис Дэшвуд посмотрела на дочь, но Элинор прекрасно понимала, что их можно не ждать. В этом послании она узнала всю Люси и ничуть не сомневалась, что Эдвард и шагу на острова не ступит.

Похоже, слуга рассказал уже все, что знал. Но по лицу Элинор было видно, что она хочет услышать еще что-нибудь.

— Вы видели, как они уехали?

— Нет, сударыня, их лошадей только запрягать вывели, а я ждать не мог, боялся опоздать.

— И как выглядела миссис Феррарс?

— Очень хорошо, сударыня, но, на мой взгляд, она всегда была красивой барышней, а тут у нее еще и вид был довольный.

Никаких других вопросов миссис Дэшвуд придумать не смогла, и Томаса отпустили, а вскоре велели и убрать со стола. Томас вернулся вниз и принялся нарезать раковое мясо к завтрашнему завтраку.

Миссис Дэшвуд с дочерьми долго сидели в задумчивом молчании. Миссис Дэшвуд боялась произнести что-нибудь лишнее и не рискнула утешать дочь. Только теперь она поняла, как ошиблась, обманувшись выдержкой Элинор, и пришла к верному выводу, что все свои страдания та смягчила, лишь бы не тревожить ее, и без того обеспокоенную судьбой Марианны. Элинор тем временем терзалась такой головной болью, будто ее виски сжимали клещи.