Разрушительница пирамид - [25]

– Идем чай пить, – сказал он. – Вот здесь моя квартира.

Квартира занимала максимум треть особняка. Просторная кухня, здесь тоже были деревянные ставни, минимум мебели, но все выглядело классно. Можно было не спрашивать, чья это работа. В прочие помещения я не рискнула заглядывать, устроилась на резном диване с полосатыми подушками.

Савва поставил на плиту чайник, быстро и умело сервировав стол. В кухне пахло чем-то приятным.

– Что за запах? – решилась спросить я.

– Дерево, олифа, лак… Не нравится?

– Напротив.

– У моей бывшей от него голова болела.

– Ты один живешь? – спросила я и ни с того ни с сего покраснела.

– Ага, – кивнул он, разливая чай. – Рассказывай, кому ты дорогу перешла?

– Судя по некоторым, не просто перешла, а прямо бегала туда-сюда, – пожаловалась я.

– Понятно. Валяй свою историю жизни.

– А это обязательно?

– Нет. Пакет у двери. – Он ткнул пальцем в нужном направлении, и я увидела пакет.

– Я его не украла, – заметила с обидой. – Вчерашние типы вовсе не из-за портрета напали… Хотя уже не знаю, – вспомнив о записке на холодильнике, добавила я.

Он стал пить чай, а я собираться с силами. И в общем, все рассказала, о чем тут же пожалела – ну не глупость ли? Я едва знаю этого типа, к тому же он приятель Осмолова, возможно, не приятель, но гарнитур-то для него сделал, следовательно, они встречались. И освобождение Осмолова из СИЗО ему уж точно на руку: избавится от этой громоздкой мебели в мастерской, да еще и деньги получит.

«Господи, я опять все делаю по-дурацки», – мысленно шептала я, готовая зареветь то ли от злости, то ли от отчаяния.

– Идиотская история, – кивнул Савва, когда я закончила повествование о Пикассо.

– Ты мне не веришь? – насторожилась я.

– Почему? Верю. Будь она другой, не поверил бы. А так… вполне.

– Издеваешься?

– Скажи лучше, что ты думаешь делать с портретом?

– Вернуть хозяевам, разумеется…

– В смысле проникнуть в дом и повесить на место?

«Нет, он точно издевается», – решила я, но ответила максимально спокойно:

– Никуда проникать я не хочу. Оставлю портрет в каком-нибудь публичном месте, позвоню Олегу, пусть забирает. Кстати, а ты бы мог ему позвонить? Просто мой голос он, чего доброго, узнает.

– И ты надеешься, что после этого тебя оставят в покое?

– Конечно. Если у меня нет портрета, чего ко мне цепляться? В смысле, если портрет будет возвращен.

– А если твой Олег его заныкает, к примеру?

Такая мысль мне в голову не приходила, и теперь я глазела на Савву в некоторой растерянности.

– С какой стати? – спросила наконец с обидой.

– С такой, чтобы с родней не делиться. Загонит Пикассо под шумок, и будет ему счастье. Или ты в этом парне уверена как в самой себе?

– Нет, конечно, – нахмурилась я. – Я с ним знакома не то чтобы хорошо… и… вообще-то, он кажется мне мутным типом.

– Вот, – кивнул Савва.

– Тогда портрет ментам надо вернуть, то есть не Олегу позвонить, а в полицию.

Я уставилась на Долгорукова, ожидая его реакции. Он кивнул.

– Что ж, звоню ментам?

– Сейчас?

– А ты когда хотела?

– По мне, чем скорее, тем лучше. Но ведь надо придумать, как мы все это провернем.

Он взглянул исподлобья, а я спешно поправилась:

– Я проверну, а ты мне поможешь?

– Ты бы хоть подумала, – обиженно буркнул он. – На фига?

– На фига помогать?

– На фига ввязываться во все это дерьмо. Мне кажется, так будет точнее.

– С этим не поспоришь. Ну… потому что ты хороший человек. Плохой не стал бы меня искать, чтобы портрет вернуть.

– В смысле, хороший человек просто обязан лезть в чужое дерьмо?

– Не надо никуда лезть, – разозлилась я. – Мы просто вернем портрет. Ты поможешь найти подходящее место, потому что я боюсь накосячить.

– И на этом все?

– Само собой.

– Ладно. Пей чай, и потопали.

– Куда? – заволновалась я.

– В продуктовый за углом.

– Зачем?

– Оставим пакет в камере хранения и позвоним ментам.

– Гениально, – съязвила я. – Но ведь они будут искать того, кто…

– Само собой, будут, потому я и выбрал этот магазин. Там камеры третий день не работают. Ни на входе в магазин, ни возле касс.

– Откуда ты знаешь?

– Мой приятель охранником работает. Только сегодня жаловался на полный бардак.

– А вдруг починить успеют? – заволновалась я.

– Тогда лучше не засиживайся.

– А отпечатки пальцев на портрете? А…

– Об отпечатках я позаботился. Думаешь, мне неприятности нужны? – заметив мой взгляд, спросил он.

– А если твой приятель тебя увидит?

– Надо постараться, чтобы не увидел.

План мне упорно не нравился, видимо, из-за его простоты. Хотя сама я вчера прятала портрет в супермаркете и считала свою идею вполне удачной. Но вчера я не боялась, что менты начнут под микроскопом все разглядывать.

Однако сама я ничего предложить не могла и тяжело вздохнула. Допивать чай тоже не стала. Чем скорее я отделаюсь от портрета, тем лучше.

– Надевай свою кепку и очки, – скомандовал Савва. – Я тоже замаскируюсь, – и скрылся за одной из дверей.

Он отсутствовал минут десять, за это время я заглянула в пакет, убедилась, что Пикассо на месте, и теперь вертелась возле зеркала, обнаруженного в холле. Нахлобучила кепку на самые глаза, тут и появился Савва. Черные джинсы и черная приталенная рубашка в мелкий цветочек делали его стройнее, плечи уже, в общем, мускулатура слишком явно не бросалась в глаза. Сейчас его можно было назвать высоким и подтянутым. Добавьте еще – элегантным. Серый трикотажный жилет доходил до середины бедер и был непринужденно расстегнут. Серый в красную крапинку, как цветочки на рубашке, шарф скрывал нижнюю часть лица, серая кепка в клеточку лежала почти на бровях, да еще зеркальные очки. Физиономию было практически не разглядеть, но ничто этого парня с вэдэвэшником на скамейке не роднило. У них в принципе не могло быть ничего общего.