— Тут есть одна закавыка, — произнес шериф. — Дело в том, что я знаю старика всю свою жизнь. И я могу совершенно определенно сказать, что он владеет этим пустырем вот уже сорок два года, и что там никогда ни было сооружения крупнее куриной клетки.
— Выходит, вру я? Но зачем мне это?
Шериф пожал плечами.
— Может, вы разработали какой-то план для вымогательства. Может, вам зачем-то нужна известность. А может быть, вы просто тронутый.
Кипевший от ярости Бэннинг вскочил на ноги.
— Значит так, подтасовать все факты и объявить меня сумасшедшим! Ну что ж, посмотрим! — и он кинулся к двери.
Шериф подал знак — и фотограф получил прекрасную возможность запечатлеть, как помощник шерифа схватил Бэннинга и сноровисто затащил его сначала в тюремную пристройку, примыкавшую к офису, а потом в камеру.
— Псих, — сказал репортер, глядя на Бэннинга через прутья решетки. — Ты не смог придумать ничего более правдоподобного, верно?
В каком-то оцепенении Бэннинг смотрел на людей по ту сторону решетки, не в состоянии поверить в случившееся.
— Обман, — хрипло сказал он.
— Никакого обмана, сынок, — отозвался шериф. — Вы явились сюда и наделали шума, вы обвинили многих людей в заговоре против вас — хорошо, тогда вам придется остаться здесь, пока мы не проверим, кто вы такой. — Он повернулся к помощнику. — Телеграфируйте этому нью-йоркскому издателю, у которого, по его словам, он работает. Дайте общее описание — рост шесть футов, волосы черные, ну, и так далее, как всегда в таких случаях.
Он вышел, а за ним и остальные. Бэннинг остался один в камере.
Он сел и сжал голову руками. Яркий солнечный свет лился сквозь зарешеченное окно, но Бэннингу все вокруг казалось мрачнее чем в самую темную полночь.
Если бы только у него не появилась мысль посетить родной город…
Но она появилась. И вот перед ним стоит вопрос: «Кто же лжет, кто же сошел с ума?» И он не может ответить.
Когда стемнело, ему принесли ужин. Бэннинг спросил, нет ли возможности освободиться под залог, но не получил определенного ответа. Шериф не приходил. Бэннинг спросил об адвокате, и ему ответили, чтобы он не беспокоился. Он снова сел и продолжал ждать. И беспокоиться.
Не имея других занятий, он перебирал в памяти годы своей жизни, начиная с самых первых воспоминаний. Они никуда не делись. Конечно, были и провалы, и смутные, неопределенные воспоминания, но они есть у каждого. Кто запомнит все будничные дни своей жизни, в которые ничего не случалось! Его зовут Нейл Бэннинг, и он провел большую часть жизни в Гринвилле, в доме, о котором теперь говорят, что он никогда не существовал.
Утром появился Харкнесс.
— Я получил ответ из Нью-Йорка, — сказал он, — здесь с вами все ясно.
Он внимательно рассматривал Бэннинга через решетку.
— Знаете, вы выглядите вполне приличным молодым человеком. Почему бы вам не рассказать, что все-таки это значит?
— Если бы я сам знал… — хмуро отозвался Бэннинг.
Харкнесс вздохнул:
— Правда Пита, вы не можете придумать ничего правдоподобного. Боюсь, что нам придется задержать вас до психиатрической экспертизы.
— До чего?
— Послушайте, я перерыл весь город и весь городской архив. Здесь никогда не жили никакие Бэннинги. Не было и Греггов. А единственные Льюисы, которых я смог найти, живут на ферме в двадцати милях от города и никогда не слыхали о вас. — Шериф развел руками. — Что же я должен думать?
Бэннинг повернулся к нему спиной.
— Вы лжете, — сказал он. — Убирайтесь.
— О’кей, — Харкнесс сунул что-то сквозь прутья. — В любом случае это должно заинтересовать вас. — И он вышел в коридор.
Прошло некоторое время, прежде чем Бэннинг решился поднять брошенное Харкнессом. Это была местная газета за вчерашний день, вечерний выпуск. Там видное место занимал веселенький рассказ о чокнутом нью-йоркце, обвиняющем маленький небрасский городок в краже его прошлого. История была так забавна, что Бэннинг начал думать, что скоро ему действительно понадобится психиатр, а может быть, и смирительная рубашка.
Перед самым заходом солнца к камере подошел шериф и сказал:
— К вам посетитель.
Бэннинг вскочил на ноги. Кто-то его вспомнил, и докажет, что все, им рассказанное — правда!
Но человека, вошедшего в коридор, он не знал.
Это был смуглый мужчина средних лет. Одежда плохо сидела на нем, и казалось, что он чувствует себя в ней неловко. Мужчина шагнул через порог коридора, двигаясь удивительно легко для владельца такого большого тела. Его очень темные глаза напряженно всматривались в Бэннинга.
Хмурое, почти прямоугольное лицо мужчины не меняло своего выражения, но тем не менее что-то неуловимое менялось во всей его массивной фигуре по мере того, как он изучал Бэннинга. У него был вид угрюмого человека, ожидавшего чего-то долгие годы, и теперь, наконец, увидевшего то, что он так долго ждал.
— Валькар, — тихо сказал он, скорее не Бэннингу, а себе. Его голос звучал резко, словно медная труба. — Кайл Валькар. Минуло много времени, но я нашел тебя.
Бэннинг удивленно смотрел на незнакомца:
— Как вы назвали меня? И кто вы? Я никогда раньше не встречал вас.
— Не встречал меня? Но ты меня знаешь. Я Рольф. А ты — Валькар. И горькие годы миновали.