Разрушение храма - [17]

Опять вхожу в номер. Смотрю на свою двуспальную кровать. Ну и черт с ними обоими!

Я в Париже. В самом центре Парижа. На набережной Анатоля Франса. Вокруг меня город, о встрече с которым можно только мечтать. Вокруг меня — Лувр, Сорбонна, Пале-Рояль, Тюиль-ри, Люксембург, Монмартр, Монпарнас. Рядом со мной, в двух шагах от гостиницы, бульвар Сен-Жермен. И у меня только одна ночь, чтобы увидеть и хотя бы только почувствовать, если уж не понять, все это.

Я ухожу. (Останься.) Нет, я ухожу.

5

Курганов снова стоял под Триумфальной аркой на площади Этуаль. Порывы холодного ветра колебали пламя вечного огня на могиле Неизвестного солдата. Багровые отблески и высокие черные тени тревожно метались под каменными сводами арки.

Полчаса назад, выйдя из «Пале д′Орсей», Курганов перешел на правый берег, пересек площадь Конкорд и медленно начал подниматься вверх по Елисейским полям.

Было два часа ночи. Изредка попадались прохожие. На площади Клемансо зябко поеживался около фонаря одинокий ажан.

Пройдя еще несколько шагов, Курганов остановился, достал сигареты. Повернулся спиной к ветру. Прикурил. Сзади послышалось шуршание шин, звук тормозов. Курганов быстро обернулся. У тротуара, сверкая хромированным передком, стояла сверхшикарная легковая машина. Рекламная блондинка, перегнувшись от руля в сторону тротуара и опустив боковое стекло, вопросительно смотрела на Курганова.

«Форд», а может быть, «крайслер», — подумал Курганов, — восемь цилиндров, двести лошадиных сил… Сказка, а не автомобиль…»

Хлопнула дверь. Рекламная блондинка, стуча каблуками, обогнула машину, приблизилась к Курганову. Длинные белые волосы «колдуньей» падали на плечи. Зовущий прищур светлых, податливых глаз. Очень сильный запах духов и виски. А может быть, джина.

…Словно очнувшись от какого-то нереального видения, Курганов торопливо шагнул назад, замотал головой.

— Нон? — удивленно подняла брови блондинка.

Она с досадой ударила себя двумя ладонями сразу по обеим ногам выше колен и, пожав плечами, запахнула шубу… Стук каблуков вокруг машины, удар дверей, — хромированный лимузин рванулся с места.

Машина с блондинкой, взвизгнув тормозами, закачалась на рессорах в двадцати метрах от Курганова. Некто, в белом кашне и с тростью, почтительно приподняв шляпу и наклонившись, вел переговоры с хозяйкой лимузина через опущенное боковое стекло.

Оглушительно захохотав, обладатель белого кашне и трости повалился на сиденье рядом с блондинкой, и машина, резко развернувшись, пропала в боковой улице.

За Круглой площадью улица слегка сузилась, Курганов перешел на правую сторону Елисейских полей. Тротуары поражали своей безлюдной марсианской ширью. Зачем такая широта, когда ею никто не пользуется? «Ах да, — вспомнил Курганов фотографию из журнала, — летом сюда выносят стулья и столики, и все эти тротуары превращаются в одно сплошное бесконечное кафе».

Возле отеля «Кляридж» на тротуаре неожиданно возникла небольшая, но довольно странная группа бородатых людей в разноцветных чалмах и белых восточных одеждах. У обочины тротуара стояло несколько роскошных машин, вроде той, за рулем которой сидела давешняя блондинка.

Нет, толпа, оказывается, стояла не около «Кляриджа», а перед входом в «Лидо»… В дверях кабаре показался огромный бородатый детина — плечистый шоколаднолицый гигант в черном смокинге с красной розой в петлице. На голове у него была такая же чалма, как и у стоявших перед входом. За ним валила разношерстная толпа в цилиндрах, шляпах, страусовых перьях, соболиных накидках.

Увидев гиганта в чалме, люди в белых одеждах повалились на колени, прижались лбами к тротуару… Некоторые тут же проворно вскочили, подбежали к машинам, распахнули дверцы.

Детина с шоколадным испитым лицом вынул из петлицы красную розу, поцеловал ее, небрежно бросил на тротуар. Обернулся ко всей компании, широко махнул рукой — айда все за мной! — и медведем полез в первый автомобиль. Цилиндры, перья, соболя начали грузиться в остальные машины. Люди в чалмах услужливо помогали им, подсаживали под локти, расправляя платья дамам… Потом кинулись со всех ног к последней машине, заученно сели в нее с двух сторон сразу все, — жих! жих! жих! — и весь автокараван мгновенно исчез в ближайшем переулке. И снова тротуар перед «Лидо» пустынен, безлюден, необитаем — словно никого и никогда здесь и в помине не было.

«Приснилось мне все это? — подумал Курганов. — Да вроде бы нет… Видно, магараджа какой-нибудь на последний алмаз из папашиной короны гуляет… Или очередной шейх со свитой нефтяные денежки в узком религиозном кругу пропивает».

6

Площадь Этуаль была погружена в полумрак — огромная Триумфальная арка, казалось, притягивала к себе и втягивала в себя свет и энергию всех фонарей, мерцавших слабым полукругом вдоль площади между голыми ветвями деревьев. И только внутри самой арки, как в утробе гигантского чудовища, был обозначен оазис света, и бился на ветру слабый язычок пламени на могиле Неизвестного солдата — безымянное сердце безвестного человека, похищенное некогда у жизни беспощадным зверем войны, жадно проглоченное им, но все еще продолжающее жить, биться, пульсировать, напоминать…