Разреши себе скучать - [7]

Первоначальный интерес Тухи вырос в целую книгу Boredom: A Lively History («Живая история скуки»), которая убеждает в том, что и в древних обществах не обошлось без скуки. Об этом свидетельствуют и высокие авторитеты (Сенека, описывающий скуку как болезнь), и низы (граффити на латыни, обнаруженное в Помпеях: «Стена! Как странно, что ты не рухнула под тяжестью скуки тех, кто исчеркал тебя»). Латинское taedia со временем превратилось в христианское acedia (уныние), «полуденный демон» вялости и беспокойства, уже в эпоху Возрождения ставшее грехом melancholia (меланхолии), чтобы потом найти успокоение во французской идее ennui (тоски).

Немецкий философ Артур Шопенгауэр описывал скуку как «блеклую тоску по некоему неопределенному объекту», в то время как Сёрен Кьеркегор, предпочитая называть ее бездействием, полагал, что это важнейшее состояние бытия и что «тот, кому оно неведомо, тем самым демонстрирует, что он не возвысился до человеческого уровня».

Но обратимся к современности. Немецкий психолог Мартин Дольманн проводит различие между скукой ситуативной и скукой экзистенциальной. С ним соглашается норвежский историк и философ Ларс Свендсен в своей основополагающей книге «Философия скуки»[7]. Оба мыслителя описывают ситуативную, или обыкновенную, скуку как слабое ощущение, вызванное временно неизбежными и предсказуемыми обстоятельствами вроде долгой поездки или унылой беседы на званом ужине. Справиться с ней несложно, поскольку вы знаете, что этим обстоятельствам рано или поздно придет конец.

Другое дело – экзистенциальная, или душевная, скука: мощное, невыносимое чувство пустоты, изоляции и отчуждения. Подобное депрессии, но все-таки иное. Правда, Тухи отмечает, что философы вроде Мартина Хайдеггера приветствуют эту невыносимую разновидность скуки, считая ее необходимым процессом, который ведет к более глубокому пониманию мира и места индивида в нем.

Не берусь судить, но очевидный дискомфорт последней разновидности скуки определенно помогает объяснить ее дурную репутацию. Когда я впервые поделилась с друзьями, родными и коллегами своим замыслом заново открыть миру скуку, они посмотрели на меня как на умалишенную. Как сказала моя подруга Мария Попова, создательница сайта Brain Pickings – непрерывно обновляющегося сборника познавательных и оптимистичных материалов широкой тематики из самых разных источников: «Мы относимся к скуке как к лихорадке Эбола, которая подлежит полному уничтожению».

Даже слушатели «Обращения к себе» слегка оторопели от моей идеи. Многие недоумевали: почему бы не назвать проект «грезами» или как-то еще, более обнадеживающе? Некоторые негодовали из-за того, что я выбрала объектом своих исследований банальную скуку. Я пыталась объяснить, что ощущение, которое мне довелось испытать, на самом деле не так безобидно. Оно вызывает внутренний дискомфорт и даже легкое отвращение, как сформулировал это Питер Тухи. Но я хотела реабилитировать скуку во всей ее многогранности и запутанности… а заодно и внушить терпимость к ней. Думаю, Кьеркегор и Хайдеггер одобрили бы мой порыв.

Мозгу не до скуки

«У каждого чувства есть цель с эволюционной точки зрения, – уверена доктор Сэнди Манн, психолог и автор книги The Upside of Downtime: Why Boredom Is Good (“Плюсы бездействия. Почему скука – это хорошо”). – Я хотела выяснить, зачем нам нужна такая эмоция, как скука: ведь она кажется деструктивной и бессмысленной».

Так Манн открыла для себя неисчерпаемую тему. В девяностые годы, изучая эмоции человека на рабочем месте, она обнаружила, что вторым наиболее часто подавляемым переживанием после злости является – вы правильно угадали! – скука. «Про нее чего только не пишут, – посетовала она. – И винят ее почти во всех бедах».

Погрузившись в изучение скуки, Манн нашла этот феномен «чрезвычайно интересным». И уж конечно, не лишенным смысла. Доктор Вижнанд ван Тилбург из Саутгемптонского университета так объясняет важную эволюционную функцию этого тревожного, неприятного ощущения: «Скука заставляет людей заниматься делами, которые они находят более значимыми, чем те, что под рукой».

«Представьте себе мир, в котором нам не пришлось бы скучать, – предлагает Манн. – Нас бы постоянно радовало что угодно: капли дождя, кукурузные хлопья за завтраком». Разобравшись с эволюционным смыслом этого состояния, Манн заинтересовалась его возможными преимуществами, помимо вклада в выживание человечества. «Я инстинктивно почувствовала, – признается она, – что каждому из нас надо немного поизнывать в этой жизни».

Манн поставила эксперимент, во время которого группе участников дали самую унылую задачу – вручную переписывать номера из телефонной книги. (Если вы никогда не видели эти увесистые бумажные «кирпичи», погуглите.) Испытание основывалось на классическом тесте интеллекта и креативности, разработанном в 1967 году Джоем Полом Гилфордом, американским психологом, одним из первых исследователей творческих способностей. В тесте Гилфорда «Альтернативное использование» участникам отводилось две минуты на то, чтобы придумать как можно больше нестандартных способов применения повседневных предметов: чашек, бумажных скрепок, стульев. Манн модифицировала этот тест, предварив его двадцатиминутной бессмысленной задачей – копированием телефонных номеров из справочника. После ее выполнения испытуемых попросили придумать как можно больше способов использования двух бумажных стаканчиков (как те, биоразлагаемые, что поставляются для кулера). Участники выдали несколько слегка избитых идей про цветочные горшки и формочки для песочницы.