Разорванные паруса - [2]

Так, обнявшись, чувствуя не только дыхание, но даже мысли и чувства друг друга, словно они были знакомы миллионы очень долгих, но стремительно промелькнувших лет, медленно шли они по серым квадратам старинной брусчатки. Слева чутко и властно дремало теплое и ласковое море, а справа угрюмо нависали кирпичные островерхие тени проглоченных ночным мраком домов. Но двое юных созданий были поглощены друг другом, и потому не замечали ни моря, готового по первому зову распахнуть им навстречу свои соленые объятия, ни испуганно затаившегося во чреве грозной и опасной ночи Города.

И потому они не заметили, как из холодного провала самого мрачного переулка вырвались на лунный простор приморского бульвара угрюмые серые тени, принявшие очертания усталых и грязных людей. Тяжелые темные силуэты грузно расплющили искрящиеся блики латунного звездного света, нежными мазками тонкой кисти невидимого художника разлитого по квадратам брусчатки. Море, проснувшись, брезгливо фыркнуло, почувствовав терпкий запах соленого пота и едкой пороховой гари.

Шестеро черных теней тяжелыми и быстрыми шагами пересекли набережную. В их руках в такт движению лениво, но грозно покачивались тупоносые тени автоматов. Вооруженные тени преградили дорогу идущим, и от черной шеренги отделилась самая высокая и плотная тень.

— Ваши документы! — прогремел в ночной тишине железный голос, и покрытый вонючей пороховой гарью ствол автомата надменно вперился пустым зрачком в испуганные лица, а холодный луч яркого света, внезапно вылетевший из черного нутра бесформенного фонаря, осветил две пары удивленных глаз. Девушки и ее спутник одновременно подняли ладони, оберегая глаза от слепящего дыхания бездушного света, так мало похожего на свет животворного солнца.

— Извините, но мы… — прозвенел тонкий, срывающийся голосок юноши, который испугался этих безликих черных теней. Но рядом с ним была его избранница, самая прекрасная девушка во всех мирах бесконечной Вселенной, и этой девушке сейчас наверняка нужна была его помощь, однако он не знал, чем ей можно помочь, кроме как постараться не выпустить из глубин сознания свой собственный слепой страх перед бесформенными ночными тенями, так некстати встретившимися у них на пути, и теперь взиравшими на них бессердечными зрачками одноглазых автоматов…

— Так у вас нет документов? — проскрежетало ржавое железо, и ледяной зрачок автомата больно уткнулся в живот побледневшего паренька. — Разве вы не знаете, что в Городе военное положение?

— Не знаем, — спокойно ответил паренек, — мы здесь недавно. Я приплыл в этот Город, потому что здесь должен был встретить свою избранницу… — он кивнул на свою спутницу, вцепившуюся ему в локоть ледяными пальцами.

Черная рука, туго обтянутая пятнистой темно-зеленой тканью, грозно качнула автоматом:

— Так ты шпион???

— Нет, что вы, — прозвенел в напряженной тишине нежными переливами маленького колокольчика голосок девушки, — мы просто очень давно хотели найти друг друга, а встретились только сейчас. Мы как Ассоль и Грей из одной очень древней книги. Мы любим друг друга…

— Я не знаю, что такое любовь, — металлически грохнула тень, — и эти мятежные имена мне не знакомы, но будет время, я доберусь и до них! Я солдат на службе нашего славного Губернатора, да хранят его боги! Наш славный Губернатор, да хранят его боги, не щадя ни своих, ни чужих сил борется с презренными бунтовщиками, которые вознамерились убить нашего славного Губернатора, да хранят его боги! Тем самым ввергнуть наш богоспасаемый Город в хаос. Я получил приказ нашего славного Губернатора, да хранят его боги, где сказано, что добропорядочным горожанам категорически запрещается появляться на улицах Города с наступлением темноты. Всякий, кто осмелится нарушить приказ нашего славного Губернатора, да хранят его боги, будет объявлен бунтовщиком и сурово наказан. Вам понятно?

И, не дожидаясь ответа, тень властно бросила через плечо таким же теням, угрюмо стоявшим чуть поодаль:

— Уведите бунтовщиков!

Грязно-зеленые тени плотным кольцом окружили поникших бунтовщиков и, направив на них черные зрачки автоматов, громко скомандовали:

— Вперед!

И, подгоняемые грубыми окриками и тычками, юноша и девушка, держась за руки, покорно побрели в черную пасть затаившегося в ожидании скорой добычи городского квартала, и каждый новый шаг превращал их в такие же, как и конвоиры, черные тени, расплывающиеся в жидком мареве нехорошо пахнущей темноты…

Когда они исчезли в узком полуразрушенном переулке, море шумно вздохнуло, и, негодуя, выплеснуло на берег крутую волну. Лунная дорожка подернулась кровавой рябью. Паруса на бригантине слабо качнулись, словно услышали далекий зов тугого ветра.

3.

А на рассвете, когда сквозь ярко-голубые разрывы серой кисеи облаков просочилось розовое утро, и первые лучи солнца упали на измученный Город, и жители приморских переулков отворили закрытые наглухо на ночь ставни, чтобы встретить новый день в надежде, что он принесет забытый покой — то никто не удивился и даже не испугался, когда увидели на камнях мостовой беспорядочную груду сваленных как попало человеческих тел. И среди них красивую даже в смерти смуглую девушку, едва успевшую вступить в счастливую пору весеннего цветения, и столь же юного светловолосого паренька, почти подростка. Они лежали рядом, плечом к плечу, их окровавленные избитые пальцы навечно сплелись в крепком последнем рукопожатии, а мертвые глаза удивленно и грустно взирали на бегущие в вышине белые облака, похожие на маленькие парусные кораблики, и на их спокойных и чистых лицах не отражалось ничего, кроме недоумения и печали.