Разорванная паутина - [6]

Оказывается, болезни сельскохозяйственных и домашних животных почти так же стары, как человеческое общество. В Никоновой летописи за 979 год значится: «…много пакости бываху человеком и скотом и зверем лесным и польным». А под 1042 годом летописец занес описание мора в коннице князя Владимира Святославича, во время которого «помроше кони у вой (воинов) Володимерь, яко и еще дышущим коням сдираху хзы (кожы) с них толик бо бе мор тяжел в конях». Новое время не спасло скот от массовой гибели. Чума рогатого скота, свирепствовавшая в XVIII столетии по всей Европе, унесла 200 миллионов голов. Болезни животных, прочитал юноша Скрябин, неотделимы от судеб человеческого общества. В Южной Америке из 9 миллионов коров и быков после очередной эпизоотии к концу XIX века осталось всего несколько сотен животных. Это вызвало голод среди населения и массовую нищету целого континента.

Многие болезни животных равно опасны для человека. Так, в Российской империи умирало от сибирской язвы свыше двух тысяч человек ежегодно: на каждые 10 тысяч больных животных приходилось 200 пораженных людей. Нечто подобное происходило и с бешенством. Статистикой подсчитано, что на одну бешеную собаку в среднем приходится более чем три искусанных человека. Таким образом, лечить животных — значит, прежде всего сберегать здоровье и благосостояние людей. Этим искусством пытались заниматься еще шесть тысяч лет назад. У египтян даже существовали врачи-целители для разных видов животных и птиц. Однако пробудившаяся после средневековья Европа вновь обратилась к ветеринарии лишь в начале XVIII столетия. Кстати, первая в мире ветеринарная школа была основана в 1733 году под Москвой.

Хорошо написанная статья в энциклопедии сыграла в жизни Константина Скрябина роль той же «побуждающей пружины», что падающие яблоки в исследовании Ньютона и пресловутая ванна Архимеда. Выпускник реального училища никогда не видел ветеринаров и почти не сталкивался с животными. Но давно зревший в душе юноши интерес к естественным наукам нашел вдруг наилучшее, наиболее точное выражение. Он будет ветеринарным врачом.

Надо полагать, родители не очень обрадовались, когда сын объявил им о своем решении. В сугубо инженерной семье Скрябиных лелеяли надежду, что Константин станет путейцем. Ради этого его отдали даже в свое время в реальное училище. Но представитель «технического» рода упорно с ранних лет увлекается растениями, насекомыми, птицами. В реальном, вместо интереса к математике и к физическим опытам, юный Скрябин печется о школьном естественном музее, реферирует Брема и бегает на популярные лекции известного ботаника-дарвиниста Сапожникова.

Можно только удивляться, насколько прямым был путь этого упрямого сибиряка в биологию. Внутренний компас глубокой любви к науке о жизни привел Скрябина в приемную Петербургского университета (это случилось в 1898 году, за год до того, как ему в руки попала статья о ветеринарии). И очень возможно, мы имели бы сегодня в лице академика Скрябина видного ботаника или орнитолога, если бы… по правилам того времени реалисты имели право поступать в университеты. Но, чтобы помешать демократической молодежи проникать в сугубо аристократические университеты Москвы и Петербурга, на пути юношей из народа власти поставили нелегкий барьер: реалист, претендующий на место в университете, должен был сдать дополнительный экзамен по греческому и латинскому языкам в размере восьми классов гимназии. Кстати сказать, приезжий из Сибири подготовил за год и эти две тяжелейшие дисциплины, но в последний момент начальство все-таки запретило ему экзаменоваться, и труд целого года пропал даром. Пришлось возвратиться обратно в Сибирь без перспектив, без надежды. И вот счастливая весть о ветеринарном институте в Юрьеве, где, слава богу, нет греческого, но зато есть такие милые сердцу молодого сибиряка дисциплины, как анатомия, физиология, зоология, ботаника.

Формирование творческих интересов — область весьма сложная. И деликатные родители, видимо, не стали оспаривать преимуществ биологии перед техникой. Но их смущало другое. Ветеринар!.. Трудно представить менее почтенную профессию в России конца минувшего века. Грязная, утомительная работа в глуши, пренебрежительное отношение местных властей к «коновалу» и, наконец, ненависть крестьян, которые видели в ветеринарном враче носителя правительственных законов и постановлений. В 1886 году Глеб Успенский описал в «Русской мысли» чумной бунт в Бугульминском уезде, когда крестьяне избили ветеринарного врача. А в год, когда Константин задумал стать ветеринаром, в газетах снова рассказали о нескольких подобных же историях, случившихся на Дону.

Да и в научном отношении ветеринар — неровня хотя бы тому же медику. В то время как врачи, стоя в центре всемирных симпатий, творят одно блистательное открытие за другим, ветеринары… Что открыли ветеринары? Да и кого могут заинтересовать открытия, совершаемые на бойне и скотном дворе?

Не знаю, в этих ли выражениях происходил разговор в доме Скрябиных, но, готовясь в Юрьевский ветеринарный институт, Константин, по совету родителей, все-таки подал одновременно заявление с просьбой принять его в Петербургскую военно-медицинскую академию.