Разорванная паутина - [23]

Фотографии — свидетельства, фотографии — документы. Донбасс. Шахтный двор перед спуском очередной смены в лаву. Академика, стоящего на площадке, слушают внимательно и серьезно сотни шахтеров. На другом снимке — крестьянская изба, где при свете керосиновой лампы ученый пытается показать что-то под микроскопом двум деревенским мальчуганам. Прижав ладонью глаз, один из них увлеченно заглядывает в объектив.

Казалось бы, это так естественно — дружба ученого, несущего людям оздоровление, и народа. Но в том же году, когда Скрябин фотографировался с донбасскими шахтерами, гельминтолог Маскар, работавший в колониальной Индии, писал: «Проявляемый населением интерес никогда не достигал той степени, какой можно было ожидать по отношению к совершенно для них новому, как-то: картины, микроскоп и т. д. Цикл развития червя сначала вызывал удивление, затем приводил к улыбке и, наконец, вызывал сомнение, а сомнение порождало подозрение, и дело кончалось неудачей».

Нет, скрябинцы при встрече с народом никогда не терпели поражений. Подводя итоги всему тому, что добыла советская гельминтологическая школа, нельзя сбросить со счетов и эту победу. Народная по своим задачам и целям, школа академика Скрябина всегда оставалась школой друзей народа.

VII. «Змеи» профессора Жобло

Впервые я увидел их в книге профессора Жобло, преподавателя математики в Парижской академии живописи и скульптуры. Труд, который профессор назвал «Обозрение натуральной истории с помощью микроскопа», вышел в свет в 1754 году. Толстый том был украшен изящными рисунками, сделанными собственной рукой любознательного ученого. На одном рисунке я увидел их — извивающихся микроскопических змей. Высоко вздымались сплющенные головки, злобно глядели на мир узкие глаза, высовывались из пасти раздвоенные языки. Подпись сообщала, что профессор Жобло обнаружил этих тварей, когда разглядывал под микроскопом кусочки почвы. Не знаю уж почему ученый назвал свою находку «змеевидными уксусными червями».

Двести восемь лет спустя после находки Жобло московский профессор-гельминтолог Александр Александрович Парамонов по моей просьбе прокомментировал труд французского микроскописта.

— Увы, Жобло проявил себя в рисунках более как человек с недюжинной фантазией, нежели строгий ученый, — сказал профессор Парамонов. — Нематоды, которых он так детально выписал, не имеют ни глаз, ни раздвоенных языков. Эти круглые черви, длиной 1,5–2 миллиметра, внешне выглядят куда более скромно. Но в изображениях Жобло есть тем не менее своя доля истины, о которой микроскопист XVIII века, возможно, даже не догадывался. Нематоды — паразиты растений — представляют гигантскую армию нахлебников человечества. Они действительно страшны, но не своим видом, а своим количеством, плодовитостью и аппетитом. На одном квадратном метре почвы их бывает до 300 миллионов штук, и нет ни одного возделываемого людьми растения, которое бы они не пожирали. Два специалиста из Эстонии подсчитали, что, «несмотря на ничтожную величину отдельных особей, общая длина всех населяющих Эстонскую ССР почвенных нематод по крайней мере в несколько сотен раз превышает расстояние от Земли до Солнца».

Комментарий профессора Парамонова открыл для меня существование еще одной ветви мощного дерева скрябинской гельминтологической школы. Мой собеседник оказался представителем фитогельминтологии, той части науки о паразитических червях, которая занимается микроскопическими почвенными паразитами.

Говорят, что в XX веке наиболее интересные открытия возникают на стыке наук. Фитогельминтология — типичное дитя нынешнего столетия. Она зародилась на грани между растениеводством и гельминтологией и с первых дней оказалась чрезвычайно беспокойным «ребенком». Растениеводы долго не обращали на нее внимания, а заметив (вскоре после войны), стали требовать от гельминтологов немедленных и радикальных средств против почвенных паразитов. (Ах, как часто мы представляем себе науку в виде автомата, продающего газированную воду: кинул два медяка и требуй полного налива!).

Одним из первых, кто понял серьезное значение фитогельминтологии для народного хозяйства, был Скрябин. При самом зарождении он оказал ей неоценимую поддержку. В Институте гельминтологии, а позднее в Гельминтологической лаборатории АН СССР появился кабинет фитогельминтологии. Константин Иванович начал охотно брать в свои экспедиции знатоков зеленого царства: агрономов, физиологов растений, лесоводов, интересующихся нематодами. «Триединая» гельминтология, включавшая до сих пор ветеринаров, медиков и зоологов, сердечно приняла в свои ряды четвертый — агрономический «ингредиент».

Экспедиционные поиски и лабораторные опыты подтвердили убеждения Скрябина: почвенные нематоды — чрезвычайно важный объект исследования. Эти еле видимые глазом малыши по количеству наносимого вреда ничем не уступают самым крупным представителям гельминтов животного царства. Сельские хозяева нашей планеты платят им по крайней мере десятую долю от всего того, что созревает на полях, в садах и огородах. В Соединенных Штатах, например, подсчитано, что в денежном выражении потери сельского хозяйства, вызываемые нематодами, достигают ежегодно миллиарда долларов. Французский ученый Рихтер публично заявил в 1958 году, что гельминт «гетеродера картофельная» дезорганизовал всю торговлю картофелем в Европе. Экспортеры не могут вывозить свои продукты в другие страны, так как почти весь картофель заражен нематодами. О том, как легко захватывают нематоды новые пастбища, свидетельствует уже один тот факт, что при сильном западном ветре яйца паразита, распространенного в Германии, на многие километры переносятся на восток.