Разоблачение Тисл Тейт - [59]

– Я буду у тебя уже через десять минут, если можно.

– Отлично, тогда скоро увидимся.

– Супер, тогда до скорого, – говорит Оливер и кладет трубку.

Я оглядываю комнату, весь царящий в ней беспорядок. Любому случайному наблюдателю было бы более чем понятно, что это убежище затворника, который редко контактирует с внешним миром. Я начинаю запихивать грязное белье и пижамы в корзину, а обертки из-под шоколада и салфетки – в мусорное ведро. Потом натягиваю одеяло на подушку в жалкой попытке заправить кровать, укладываю книжки в стопки в углу, а грязные тарелки задвигаю под кровать. После этого я берусь за ноутбук: отключаю, захлопываю крышку и хороню под кипой бумаг на письменном столе. Нельзя оставлять Оливеру ни единого шанса увидеть утренние новости.

Окно, которое смотрит прямо в окна спальни Лиама. Я закрываю занавески, предотвращая нежелательную слежку. Больше не его дело, кто ко мне приходит, но я не хону подливать масла в огонь. К счастью, в моей комнате есть еще одно окно, с другой стороны дома, потому что эти занавески в обозримом будущем точно будут задернуты.

Я в последний раз бегло осматриваю комнату. Здесь все еще беспорядок, на тумбочке и книжных полках лежит слой пыли, а декор скорее годится для комнаты девочки лет тринадцати, никак не семнадцати: постеры «Гарри Поттера» в рамках (включая два, подписанных лично Дж. К. Роулинг, которые не покинут стены до самого дня моей смерти, тогда их торжественно снимут и отправят со мной прямо в гроб), пластиковые звездочки и планеты на потолке, которые светятся в темноте, лампа в виде единорога и кивающие головами фигурки Арчи, Бетти и Вероники[7] на туалетном столике, фото в рамке: я и Лиам с ушами Микки-Мауса. Мою комнату за всю жизнь видели только папа и Лиам. У меня никогда не было необходимости смотреть на нее свежим посторонним взглядом. Но в целом она вполне симпатичная, лучше ее сейчас уже точно не сделать, так что я бегу вниз по лестнице и жду у входа.

Оливер приезжает спустя несколько мгновений, ровно через десять минут после своего звонка.

– Тисл! – говорит он, когда я распахиваю перед ним входную дверь, и его взгляд говорит мне обо всем.

Я тот самый человек, рядом с которым он хочет быть, когда у него выдается дурной день. Но сегодня он так смотрит на меня в последний раз. Скоро он узнает новости. И тогда всему конец. Все кончится раньше, чем у нас появилась возможность что-то начать.

Он входит в дом, и я прижимаюсь к нему и обнимаю как можно сильнее.

– Мне так жаль, – говорю я, и я правда так чувствую, во многих-многих смыслах.

– С ней все будет хорошо. – Он обнимает меня в ответ с равной силой. – Сейчас я напуган, но знаю, что все пройдет хорошо. Просто мне невыносимо видеть ее в таком состоянии.

– Я знаю.

Я стараюсь сдержать слезы, потому что сейчас нечестно начинать плакать. Он решит, что я плачу из-за Эммы, и частично это так, но плачу я сейчас и по себе тоже. Плачу потому, что с ужасом думаю, что это объятие закончится. Я не хочу его отпускать. Но это необходимо. Нужно обязательно рассказать ему обо всем.

Так мы стоим несколько минут. Оливер гладит мою спину круговым движениями, и это так прекрасно, что мне хочется выжечь это чувство глубоко в своем сознании, чтобы запомнить его навсегда. В этом дне было уже столько всего безобразного: Элизабет Тёрли, папа, Миа, Сьюзан, Лиам. Но, пусть всего на несколько минут, Оливеру удается сделать так, что все это меркнет.

Я слышу какое-то шарканье сзади и отпрыгиваю от Оливера, резко обернувшись. Но это всего лишь Люси. Она долго смотрит на меня и поворачивает к кухне.

– Пойдем наверх. Папа пока живет здесь, на первом этаже, до тех пор, пока не сможет снова подниматься по лестнице.

Мы идем наверх молча. Я закрываю за нами дверь в спальню (и надеюсь, что Оливер не воспринимает этот жест как-то превратно) и наконец заставляю себя взглянуть ему в глаза. Я чувствую, как щеки заливает румянец, когда я оказываюсь к нему так близко, да еще и в полутора метрах от кровати.

– Когда операция? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь переключиться.

Он здесь из-за Эммы, именно из-за нее он стоит рядом со мной в моей спальне, такой измотанный, и его растрепанные волосы спрятаны под капюшоном его черной толстовки. Эмма сейчас – самое важное.

– В понедельник утром. – Он идет к моей кровати, присаживается на край. Я сажусь рядом, довольно близко, но не настолько, чтобы с ним соприкасаться.

– Можно мне к ней заехать?

Я не говорю «в последний раз».

– Конечно. Но, наверное, только после операции. Она сейчас совсем обессилела, но я уверен, что, увидев тебя, она захочет только одного: продолжить обсуждать последние главы. Клянусь, даже во сне она бормочет что-то про Иону, Колтона и судьбу. Надеюсь, она хотя бы относительно поправится к моменту выхода книги, и у нее точно крыша поедет, стоит ей увидеть все, что мы обсуждали, напечатанным и опубликованным в настоящей книге.

Он улыбается мне, но я только и делаю, что киваю, притворяясь, что внутри не разваливаюсь на куски.

– Кстати, мне очень нравятся эти клевые постеры с Гарри Поттером. Не скажу, что читал книги, – я больше по части «Властелина колец», – но фильмы весьма прикольные получились. А почему же у тебя нет постеров «Лимонадных небес»? Или они вставлены в золотые рамы и украшают кабинет?