Разные оттенки смерти - [84]

– А они среди них были? – спросил Гамаш, кивнув в сторону двух людей, которые сидели на террасе гостиницы Габри и смотрели на Гамаша и Сюзанну.

– Полетт и Норман? О них она тоже не говорила. Но я бы не удивилась, узнав, что Лилиан в чем-то виновата и перед ними. Когда она выпивала, к ней лучше было не подходить.

– А еще она могла написать: «Он естествен во всех своих проявлениях – творит произведения искусства так же легко, как отправляет физиологические потребности», – процитировал Гамаш.

– Так вы и об этом знаете?

– И вы, очевидно, тоже.

– Это знает любой художник в Квебеке. Это была вершина критического творчества Лилиан. Ее pièce de résistance[64]. Почти идеальное убийство.

– Вы не знаете, о ком она это написала?

– А вы?

– Стал бы я спрашивать, если бы знал?

Сюзанна несколько мгновений вглядывалась в лицо Гамаша.

– Может, и стали бы. Вы такой хитрец, как мне кажется. Но нет, я не знаю.

Почти идеальное убийство. Так оно и было. Этими словами Лилиан нанесла смертельный удар. Неужели жертва ждала несколько десятилетий, а потом отплатила той же монетой?

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Возражать было поздно. Мирна уже села, а если Мирна садилась, то сдвинуть ее с места было нелегко.

Бовуар посмотрел на нее не самым приветливым взглядом:

– Конечно. Какие проблемы.

Он оглядел террасу. Еще несколько человек сидели здесь под солнцем, попивали пиво, или лимонад, или охлажденный чай. Но были и пустые столики. Почему Мирна решила подсесть к нему?

Единственным возможным ответом был тот, которого он боялся.

– Как поживаете? – спросила она.

И этот ответ состоял в том, что она хочет поговорить. Он сделал большой глоток пива:

– Прекрасно. Спасибо.

Мирна кивнула, слегка раскручивая пиво в своем стакане.

– Хороший день, – сказала она наконец.

Бовуар продолжал смотреть перед собой, полагая, что это замечание не стоит его реакции. Видимо, она это поняла. Он хочет побыть наедине со своими мыслями.

– О чем вы думаете?

Теперь он посмотрел на нее. На ее лице было мягкое выражение. Заинтересованное, но не пристальное. Не вопрошающее.

Приятный взгляд.

– О расследовании, – сказал он.

– Понятно.

Они оба посмотрели на деревенский луг. Там почти ничего не происходило. Рут закидывала птиц хлебными камешками, несколько человек работали у себя в саду. Один выгуливал собаку. А по грунтовой дороге шли старший инспектор и какая-то незнакомая Мирне женщина.

– Кто она такая?

– Она знала убитую, – пояснил Бовуар.

Отвечать подробнее не было нужды.

Мирна взяла несколько больших орешков из вазочки:

– Я рада, что старший инспектор стал выглядеть лучше. Он оправился, как по-вашему?

– Конечно. Давно уже.

– Ну, давно это вряд ли могло произойти, – рассудительно сказала она. – Ведь эта история и случилась-то всего перед Рождеством.

«Неужели так недавно? – удивился Бовуар. – Всего шесть месяцев?» Ему казалось, что прошла вечность.

– Ну, он отлично себя чувствует. Как и я.

– Отвратительно, тошнотворно, лейкозно, истерично, чахоточно, нудно и омерзительно? Так расшифровывает Рут слово «отлично».

Бовуар невольно улыбнулся, попытался сделать вид, что это гримаса, но ему это плохо удалось.

– Не могу сказать за шефа, но для меня, пожалуй, это справедливо.

Мирна улыбнулась и отхлебнула пива. Он смотрела на Бовуара, который смотрел на Гамаша.

– Знаете, вашей вины в том не было никакой.

Бовуар напрягся в непроизвольном спазме:

– Вы это о чем?

– О том, что случилось на фабрике. С ним. Вы ничего не могли сделать.

– Я это знаю, – отрезал он.

– Я вот и подумала, знаете или нет. Наверно, то, что вы видели, было ужасно.

– Зачем вы это говорите? – спросил Бовуар, у которого ум стал заходить за разум.

Весь мир вдруг встал с ног на голову.

– Потому что, как мне кажется, вам нужно это услышать. Вы не можете всегда его спасать.

Мирна посмотрела на усталого Бовуара, сидящего напротив нее. Она знала, что он страдает. И еще она знала, что причиной такой боли по прошествии столь длительного времени после несчастья могут быть только две вещи.

Любовь. И чувство вины.

– Прочнее всего то, что было сломано, – сказала она.

– Где вы это слышали? – Бовуар недовольно посмотрел на нее.

– Я читала об этом в интервью, которое дал старший инспектор после рейда. И он прав. Но чтобы все залечилось, должно пройти немало времени и требуется помощь. Вы, вероятно, думали, что он убит.

Так оно и было. Он видел, как пуля попала в Гамаша. Как тот упал и остался недвижим.

Мертвый или умирающий. Бовуар в этом не сомневался.

И не мог ничем ему помочь.

– Вы ничего не могли сделать, – сказала Мирна, правильно прочитавшая его мысли. – Ничего.

– Откуда вы знаете? – спросил Бовуар. – Как вы можете это знать?

– Потому что я это видела. В Интернете.

– И вы думаете, что по этому видео можно делать какие-то выводы? – спросил он.

– Вы и вправду считаете, что могли что-то сделать?

Бовуар отвернулся, чувствуя, как знакомое тянущее ощущение в животе переходит в уколы боли. Он знал, что Мирна пытается быть доброй, но он хотел, чтобы она ушла.

Ее там не было. А он там был. И никогда не поверит, что ничего не мог сделать.

Шеф спас ему жизнь. Оттащил в безопасное место. Забинтовал. Но когда ранили самого Гамаша, к нему на спасение пробивалась уже агент Лакост. Это она спасла жизнь шефа.