Разные оттенки смерти - [83]

– Чтобы изменить сердце, приходится изменять голову? – спросил Гамаш.

Сюзанна не ответила. Она просто продолжила разглядывать деревню.

– Занятно, что здесь не работают сотовые. И вот сколько мы уже ходим, а ни одна машина не проехала. Интересно, внешний мир знает, что здесь находится эта деревня?

– Это невидимая деревня, – ответил Гамаш. – Ее нет ни на одной карте. Сюда каждый сам находит путь. – Он посмотрел на свою собеседницу. – Вы уверены, что Лилиан и в самом деле бросила пить?

– О да. С ее первого собрания.

– И когда это было?

Сюзанна задумалась на секунду:

– Месяцев восемь назад.

Гамаш произвел подсчеты в уме:

– Значит, она пришла в АА в октябре. Вы не знаете почему?

– Вы хотите знать, не произошло ли чего в ее жизни? Нет. У некоторых – вроде Брайана – случаются всякие ужасы. Мир распадается на части. Они разваливаются, как Шалтай-Болтай. У других все тихо, почти незаметно. Разрушение происходит внутри. Вот это-то и случилось с Лилиан.

Гамаш кивнул:

– А дома у нее вы когда-нибудь были?

– Нет. Мы всегда встречались в кафе. Или у меня.

– Вы видели ее картины?

– Нет. Она мне сказала, что снова стала писать, но я ничего не видела. Не хотела.

– Почему? Я подумал, что вам, тоже художнику, это было бы интересно.

– Мне и было интересно. Боюсь, я слишком любопытна. Но мне казалось, это не приведет ни к чему хорошему. Если я увижу прекрасные работы, это может вызвать у меня зависть, а это уж совсем ни к чему. А если ее работы – дрянь? Что я должна была ей сказать? Так что нет, я не видела, чем она занимается.

– Неужели вы и в самом деле могли бы завидовать своему подопечному? Это не похоже на те отношения, которые вы описывали.

– Я говорила об идеале. Я к нему близка, как вы, несомненно, заметили. Но мне еще предстоит проделать определенный путь. – Сюзанна рассмеялась над своими словами. – Это мой единственный недостаток. Зависть.

– И любопытство.

– Два моих недостатка. Зависть и любопытство. И еще я не терплю возражений. Боже мой. Нет, я в самом деле полное дерьмо. – Она рассмеялась.

– И насколько мне известно, вы в долгах.

Услышав эти слова, Сюзанна остановилась как вкопанная.

– Откуда вы знаете? – Она уставилась на него, но Гамаш не ответил, и она, смирившись, кивнула. – Конечно, вы это выяснили. Да, я в долгах. Никогда не умела распоряжаться деньгами, а теперь, когда мне не разрешается красть, жизнь стала гораздо труднее. – Она обезоруживающе улыбнулась. – Еще один недостаток, который нужно добавить ко все растущему списку.

Воистину растущий список, подумал Гамаш. О каких еще своих недостатках она умолчала? Ему показалось странным, что два художника не пожелали сравнить свои работы. Что Лилиан не захотела показать картины своему опекуну Сюзанне. Чтобы получить одобрение, выслушать мнение.

А что сделала бы Сюзанна? Увидела бы, что это блестящее искусство, и что? Убила бы Лилиан в припадке зависти?

Это казалось маловероятным.

Но все же странно, что за восемь месяцев близких отношений Сюзанна ни разу не побывала в доме Лилиан. Не видела ее картин.

Потом в голову Гамашу пришла еще одна мысль.

– Вы познакомились в АА или знали друг друга раньше?

Он понял, что попал в точку. Хотя улыбка и сошла с ее лица, но взгляд стал пронзительнее.

– Вообще-то, мы знали друг друга и раньше. Хотя слово «знали» для этого случая не совсем подходит. Мы пересекались на выставках много лет назад. Еще до ее отъезда в Нью-Йорк. Но друзьями никогда не были.

– Но отношения были дружескими?

– После нескольких рюмочек? – Сюзанна рассмеялась. – Я становлюсь дружески расположенной ко всем, старший инспектор.

– Но, как я понимаю, не с Лилиан.

– Ну, тут немного по-другому, – согласилась Сюзанна. – Понимаете, дело в том, что я не стоила ее времени. Она была важной персоной, критиком в «Пресс», а я – всего лишь одним из многих пьющих художников. И между нами, меня это устраивало. Она была такой сукой. Этим и прославилась. Сколько бы я ни выпила, общение с Лилиан никогда не было хорошей идеей.

Гамаш задумался на секунду, потом пошел дальше.

– И давно вы в АА? – спросил он.

– Восемнадцатого марта исполнилось двадцать три года.

– Двадцать три года? – Он не сумел скрыть удивление.

– Видели бы вы меня, когда я появилась там в первый раз, – улыбнулась Сюзанна. – Кукушка для шоколадных шариков «Кокоа пуффс». То, что вы видите, есть результат тяжелой двадцатитрехлетней работы.

Они прошли мимо террасы. Бовуар показал на свое пиво, и Гамаш кивнул.

– Двадцать три года, – повторил Гамаш, когда они пошли дальше. – Вы бросили пить приблизительно в то же время, когда Лилиан уехала в Нью-Йорк.

– Пожалуй.

– Это было простое совпадение?

– Она не была частью моей жизни. Лилиан не имела никакого отношения к моему пьянству или отрезвлению.

В голосе Сюзанны послышался надрыв. Небольшое раздражение.

– Вы все еще пишете? – спросил Гамаш.

– Немного. По большей части ерунду всякую. Хожу на курсы, преподаю на курсах, захаживаю на вернисажи, где бесплатно поят и кормят.

– Лилиан говорила о Кларе и ее выставке?

– Она никогда не упоминала Клару. По крайней мере, ее имя. Но она говорила, что должна извиниться перед многими художниками, дилерами и галеристами. Возможно, среди них была и Клара.