Разноцветные континенты - [12]

— Ну, а ты что там натворил? — спросил я Шурку.

— Я? — сказал Шурка. — Я ничего. Я с самого начала знал, что из этой затеи ничего не получится. Так, детство заиграло.

— Привет тебе! — Я даже растерялся. — Ты же сначала здорово так рассказывал.

— Чтоб слушали, и всё. Я тоже в одиночку не могу играться.

— Эх, вы! — сказал я. — Дети, дети. А я-то старался, писал Главный Закон.

Не знаю, зачем я сказал об этом. Возможно, мне просто хотелось на них кое-что проверить. Но командоры отнеслись к моему сообщению без особого интереса.

— А, закон, — вяло проговорил Шурик.

— Хорошее дело, — одобрил Борька. — Раз есть закон, нужен флаг, гимн, денежная система.

Тут мысли его заработали в каком-то своем направлении. Он сел, нахохлился и начал о чем-то про себя рассуждать, то щурясь, то пожимая плечами. Я ждал терпеливо, как первоклассник, который выучил урок назубок и все боится, что его спросят, и только на это надеется. Наконец Борька пришел к какому-то выводу, одобрительно себе подхмыкнул и вспомнил про меня.

— Что же ты? — великодушно сказал он. — Выкладывай, не стесняйся.

Волнуясь, я развернул вчетверо сложенную бумажку с проектом, хотел было объяснить, что это только наброски, но раздумал и начал читать:

— «Часть первая. СПРАВЕДЛИВОСТЬ И ПРАВДА.

Сильный человек должен быть справедливым — если, конечно, он по-настоящему силен. Настоящая сила не боится справедливости. Вся несправедливость идет от слабости, точнее — от страха, что другие узнают про твою слабость.

Поэтому: не бойся своей слабости, если хочешь быть справедливым. Знай о ней сам, предупреждай о ней других, не старайся ее скрывать. Помни: только еще более слабый человек может воспользоваться твоей слабостью. А более слабого нет смысла бояться.

Еще: знай о своей силе, не прячь ее, как камень за пазухой, но и не выставляй напоказ. Сила сама себя покажет.

Будь силен с сильными, только так можно стать еще сильнее. Но не старайся стать самым сильным: это не нужно, невозможно и несправедливо.

Будь равным среди равных, не бойся и не гордись.

Защищай слабых, но старайся делать это так, чтобы они об этом не знали. Им может не понравиться твоя защита.

Не старайся подчинить себе другого. Если ему нужно, он сам тебе подчинится. Не нужно — значит, и ты не сможешь его подчинить.

Если человек хочет скрыть свою слабость, помоги ему в этом. Никогда никого не унижай.

Не отказывайся от помощи, даже если она тебе не очень нужна: это несправедливо.

Не считай чужих ошибок. Помни: каждый человек в чем-то тебя сильнее. Нет такого человека, который был бы слабее тебя во всем.

Это и есть настоящая справедливость».

Когда я кончил первый раздел, ребята долго сидели молча.

Я уже в середине заметил, что они слушают. Шурка сидел, вытаращив свои белесоватые глаза. Борька недовольно шевелил бровями. А у меня горели щеки: никогда в жизни я так не волновался.

Первым подал голос Шурка.

— Ну! — сказал он.

— Что «ну»?

— Дальше давай.

— Годится? — осторожно спросил я.

— Красиво говоришь, — с насмешкой заметил Борька. — Как-то жить будешь?

— А так и буду, — ответил я. — Постараюсь, по крайней мере.

— Ты его не слушай, — поддержал меня Шурик. — Он злится, что сам ничего такого не написал.

— А что, логично? — Я не узнавал себя: я прямо-таки напрашивался на комплимент. Наверно, все философы одинаковы: очень мне нужно было их одобрение!

— Сильно изложено, — похвалил Шурик. — Прямо как «Правила для учащихся».

Тут Борька захохотал. Хохотал он долго, обидно, пока не заметил, что я совсем уже вскипел. Тогда он быстро прекратил это дело и деловито сказал:

— Дай мне по шее и дальше читай. Умеешь. А мы-то здесь дурью мучились!

Я дал Борьке по шее — просто так, символически, — и мне полегчало. Отсюда вывод: совсем не обязательно драться до синяков. Синяки ни одной стороне не приносят облегчения. Надо будет вставить это в Главный Закон, в раздел второй — о дружбе.

— Дальше так, — сказал я уже более уверенным голосом. — «Неправда — это тоже несправедливость».

Поднял глаза на ребят — оба слушали, сидели смирно.

— «Нет такой неправды, в которую все будут верить всегда. Но требовать полной правды от других может только тот, кто сам всегда говорит правду».

— А таких людей нет, — перебил меня Борька.

— Слушай, не мешал бы ты, — миролюбиво начал Шурка.

— Да бросьте вы, ей-богу! — с пренебрежением сказал Борька. — Ерунда все это. Понял я, к чему он клонит. Я ему: «Врешь», а он мне: «Сам врешь!» И взятки гладки. Все врут, все только и делают, что врут, на этом вся земля держится.

— Короче, ты не согласен, — сказал я и медленно свернул свою бумажку вчетверо.

— Ну, сила-слабость — куда ни шло, — ответил Борька. — Одной только статьи не хватает.

— Какой? — поинтересовался я.

— «Сила солому ломит», — сказал Борька, — вот какая должна быть статья. Есть сила, и есть солома, труха всякая. А деликатности, которых ты там навертел, — все это только когда сильный с сильным на пару разговаривают. Вот, скажем, ты и я, тут мы можем еще церемониться.

— А Шурка, значит, не в счет? — тихо спросил я.

Мы оба посмотрели на Шурку. Шурка сидел безучастный, сонный, как будто бы речь шла не о нем.