Разная любовь, разная смерть - [48]

Я вынужден был признаться, это очень походило на самоубийство. Айнхорн в последний раз сбежал от своих родственников. Он, должно быть, не сомневался, что они заберут его к себе домой во Флориду, и, возможно, навсегда. Поэтому он раздобыл пистолет — в Нью-Йорке купить оружие не труднее, чем лезвия для бритья — и сидел у себя в номере, размышляя о самоубийстве. Может быть, ему приходила в голову мысль вместо себя или заодно с собой застрелить отца и дядюшек, но, услышав стук в дверь, он решил, что его настигли преследователи, приставил пистолет к виску и нажал на спуск. Я открыл глаза и произнес в трубку:

— Кто вы?

— Так мы не договаривались, — ответил голос.

— Откуда мне знать, что на вашу информацию можно положиться?

— Я вам сообщил факты.

— Вы служите в полиции?

— Так мы не договаривались, — повторил голос и повесил трубку.

Отведя руку с трубкой от уха, я спросил Рембека:

— В какой степени можно рассчитывать на этого человека?

— Он получил информацию из первых рук. Его словам можете верить на сто процентов.

— Значит, самоубийство, — заключил я и повесил трубку. Я заметил мелькнувшую на лице Керригана тень облегчения, быстро сменившуюся его обычным выражением невозмутимого спокойствия.

— Это снимает с Роджера обвинение? — предположил Рембек.

— Обвинение снимает, — подтвердил я, — но из списка его мы пока не вычеркиваем.

Рембек обрадовался, что убийцу настигло возмездие, но вернуться в прежнее состояние ему было трудно. Не глядя на Керригана, он хмуро бросил:

— Ладно. Если понадоблюсь, я здесь.

— А как насчет полицейских досье на моих подозреваемых?

— Ах, — вздохнул он, — я совсем забыл с этим происшествием. Верхний ящик стеллажа, в конверте.

— Хорошо. Спасибо.

Когда он ушел, Керриган спросил меня:

— Я теперь свободен?

— Да. Адвокат Рембека тут?

— Который? Кэнфилд?

— Да. Если он тут, я хотел бы… нет, погодите-ка. У Рембека что, есть еще адвокаты?

— Разумеется. У него их два. Кэнфилд — юридический консультант корпорации, а не личный адвокат Эрни.

— Жаль, что я этого раньше не знал, — сказал я. — Ладно, и кто же его личный адвокат?

— Сэм Голдберг. Он был в первом списке. Но у него есть алиби.

— Он тоже здесь?

— Не знаю. Возможно.

— Я хотел бы с ним поговорить, — сообщил я.

— Пойду погляжу, — с этими словами Керриган вышел.

Пока я ждал, я проглядел досье моих шестерых подозреваемых. Там было что почитать.

За Керриганом, как он и говорил мне во время нашей первой беседы, по гражданской части ничего не числилось. Однако в армии он был под трибуналом и сидел в тюрьме по обвинению в оскорблении офицера. Подробности не сообщались.

Мэттью Сиэя в середине пятидесятых годов неоднократно задерживала полиция: три раза за хранение наркотиков, один раз за участие в совращении несовершеннолетних, один раз за избиение матроса в каком-то ист-сайдском баре, один раз за автомобильную кражу и два раза за хранение и продажу порнографии. Последний раз его арестовали семь лет назад, но в тюрьме он ни разу не сидел, хотя несколько раз его приговаривали условно.

Луис Хоган, как он и сообщил мне раньше, был совершенно чист.

Джозеф Лайдон дважды подвергался аресту, но в заключении ни разу не был. Первый раз его арестовали за нарушение закона Салливана — нелегальное ношение оружия, а второй — по обвинению в оскорблении личности, имевшем место в результате драки с квартиросъемщиком в одном из его зданий.

У Фрэнка Доннера был самый длинный «послужной список», но в тюрьме он сидел только дважды; один раз в начале тридцатых годов за разбойное нападение с применением огнестрельного оружия и один раз — в конце сороковых за шантаж и подделку документов. По остальным обвинениям, начиная со взяточничества и вымогательства и кончая поджогом и грабежом, его либо отпускали за недостатком улик, либо давали срок условно. За последние двенадцать лет его не арестовывали.

Уильям Пьетроджетти дважды арестовывался и дважды отсидел в тюрьме: первый раз в 1947 году за мошенничество с сокрытием налогов, а второй — в 1952-м за махинации с краденой собственностью.

Шесть досье представили мне мрачную картину, но я знал, что это лишь видимая часть айсберга. Множество преступлений, в которых эти шестеро никогда официально не обвинялись, были скрыты под водой.

На мой взгляд, можно было бы спокойно выбрать любого из них, отдать его на растерзание Рембеку и жить с сознанием того, что за что-то в своей жизни данный человек наверняка заслужил наказание, даже если не за убийство Риты Касл. У меня даже возник соблазн завершить это дело именно таким образом; подставить, скажем, Керригана, или Доннера, или Сиэя, забрать свое вознаграждение в пять тысяч долларов и вернуться к моей стене. В самом деле, какая разница, будет ли наказан убийца Риты Касл или другой убийца? В мире столько преступлений совершается безнаказанно, только эти шесть досье свидетельствуют о массе открытых и сокрытых от полиции преступлений, оставшихся без наказания. Так какая разница?

Однако я не мог так поступить. Меня удерживало не чувство ответственности, не желание увидеть, что свершилось правосудие, и даже не интерес к тому конкретному поручению, которое я взялся выполнить. Просто я был профессионалом, и мне нужна была полная отдача в работе. Я намеревался отправить под суд — или отдать в руки Рембека, в зависимости от ситуации, — только того человека, виновность которого я докажу.