Размышления при прочтении «Сцен из Фауста» А.С.Пушкина - [4]

Из края в край преследуем грозой,

Запутанный в сетях судьбы суровой,

Я с трепетом на лоно дружбы новой.

Устав приник ласкающей главой…

С мольбой печальной и мятежной,

С доверчивой надеждой первых лет,

Друзьям иным душой предался нежной;

Но горек был небратский их привет.

Было ли тогда непонимание полным? Можно считать, что да. И все-таки один из «братьев-каменщиков» вступился за поэта, хотя впоследствии это ему дорого стоило. Им был автор «Писем русского офицера» полковник Ф.Н.Глинка. О смелом поступке брата-масона (поступок действительно был «смелым», ибо в масонских ложах выступать против «единомыслия» небезопасно), мы узнаём из послания Пушкина Ф.Н.Глинке. Его следует привести полностью.

Когда средь оргий жизни шумной

Меня постигнул остракизм [8],

Увидел я толпы безумной

Презренный, робкий эгоизм.

Без слёз оставил я с досадой

Венки пиров и блеск Афин,

Но голос твой мне был отрадой,

Великодушный гражданин!

Пускай судьба определила

Гоненья грозные мне вновь,

Пускай мне дружба изменяла,

Как изменяла мне любовь,

В моём изгнанье позабуду

Несправедливость их обид:

Они ничтожны — если буду

Тобой оправдан, Аристид.

Ф.Н.Глинка был наместником «великого мастера» отдельной масонской ложи «Избранного Михаила», созданной в 1815 году в Петербурге под главенством верховной ложи «Астрея». Его судьба интересна тем, что разобравшись как и Пушкин в опасности завезенной «модной болезни», он пытался выйти из тайной организации, после чего сразу же почувствовал карающую руку «братьев-каменщиков».

Он был умышленно оклеветан перед Николаем I евреем Григорием Перетцем, связанным по свидетельству Я.Д.Баума с кланом Ротшильдов, и заключён в одиночную камеру Петропавловской крепости. Сохранилась тетрадь стихов Ф.Н.Глинки, в которой имеется одно из самых смелых обличений «модной болезни» и тех, кто невольно или в соответствии с собственными убеждениями был ею поражён.

У них в руках была страна!

Она во власть им отдана…

И вот, с арканом и ножом,

В краю мне, страннику, чужом,

Ползя изгибистым ужом,

Мне путь широкий залегли…

Сердца их злобою тряслись,

Глаза отвагою зажались,

Уж сети цепкие плелись…

После этих строк единственного заступника поэта становится немного яснее, что имел в виду Пушкин, когда в Х главе «Онегина» писал:

И постепенно сетью тайной

Россия…

О политических взглядах Ф.Н.Глинки читатель может узнать из монографии «Герои 1812 года», вышедшей в конце 1987 года. Нас же более интересуют политические взгляды Пушкина в период его общения с «братьями-каменщиками».

Был ли он монархистом, как это видели (или хотели видеть) некоторые его современники? В каком свете видел поэт французскую революцию конца XVIII века? Каково было его отношение к организаторам этой революции? Много вопросов возникает при этом, но один из них — главный: каким видел Пушкин место поэта в царстве «свободы», которое готовили братья-масоны? В начале «Кинжалом», а затем сугубо личным стихотворением — «Андрей Шенье», написанным в тот же год, что и «Сцены из Фауста», поэт дал ответ на эти вопросы. Нам представляется, что современное общепринятое толкование типа: «Восторженно принимая первые шаги французской революции, Пушкин отрицательно относился к диктатуре якобинцев и к террору», — говорит о поверхностности суждений не Пушкина, а тех, кто занимается «исследованием и толкованием» его творчества. Ошибочность же вышеприведенной трактовки кроется в том, что «она даёт представление о поэте — современнике французской революции, который разбирался с её причинами по ходу событий». На самом деле поэт осмысливал все события спустя тридцать лет и осмысливал их в целом, а не по этапам (первые шаги и т.д.). Ну, примерно также, как осмысливают наши современники события 1917 или 1937 годов, т.е. спустя 70 и 50 лет, с тою лишь разницей, что в отличие от наших современников, Пушкин обладал историческим видением («Бориса Годунова» осилил в 26 лет!). В дополнение к этому, он ещё был наделён талантом прочтения исторических документов, т.е. умел анализировать не только то, о чём эти документы громогласно кричат, но и о чём они обычно «скромно» умалчивают. Этот метод прост и продуктивен для тех, кто следует известному принципу — «Безнравственные средства не могут привести к праведной цели».

Неудивительно, что Пушкин, один из немногих людей той эпохи, сумел увидеть, как под знамёнами «свободы, равенства и братства» к власти рвутся тёмные силы; как на смену одним узурпаторам приходят другие, ещё более кровожадные.

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:

Презренный, мрачный и кровавый,

Над трупом вольности безглавой

Палач уродливый возник.

Апостол гибели усталому Аиду

Перстом он жертвы назначал,

Но высший суд ему послал

Тебя и деву Эвмениду.

Так своё отношение к деяниям якобинцев поэт выразил ещё в 1821 году. А всего через четыре года в «Андрее Шенье» он уже ставит точки над «i», когда говорит о последствиях «революции».

Здесь важно обратись внимание на то, как ставит ударение Пушкин:

От пелены предрассуждений

Разоблачался ветхий трон;

Оковы падали. Закон,

На вольность опершись, провозгласил равенство.

И мы воскликнули: Блаженство!

Эти строки не случайно пронизаны ядом сарказма. А дальше?… — Дальше горечь и проклятье новоизпеченным палачам: