Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол» - [47]

. Далее эту поездку в своих воспоминаниях описывает А. Микоян со слов В. Молотова: «Сталин держался спокойно. Спрашивал, где командующий Западным фронтом, есть ли с ним связь, и какая там обстановка. Жуков отвечал, где находится Павлов и штаб Западного фронта им неизвестно, и связи с ними нет. Для выяснения направили работника штаба. Около получаса говорили спокойно, потом Сталин взорвался: “Что за начальник штаба, который в первый день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует? Раз нет связи с войсками, штаб бессилен руководить”. И этот мужественный человек буквально разрыдался, как баба, и выбежал в другую комнату. Все были в удручённом состоянии. Молотов пошёл за ним и минут через десять привёл внешне спокойного Жукова, но глаза у него были заплаканные» [Там же]. Д-а-а! Нашёл же время плакать и рыдать первый полководец Красной армии! А ведь с каким большевистским энтузиазмом и завидным вдохновением они готовились воевать на «чужой территории и побеждать малой кровью». Но не припомню из множества прочитанных мемуаров немецких полководцев, чтобы уже битые немецкие стратеги, такие как Э. фон Манштейн или Г. Гудериан, когда-нибудь плакали перед Гитлером, причём в моменты ожесточённых споров по принципиальным вопросам проведения боевых операций в самой сложной обстановке. Это невозможно представить. Видимо, они дорожили генеральской честью и профессиональным самолюбием и слезу прилюдно не пускали, даже перед своим диктатором, не менее жестоким на расправу со своими подчинёнными, чем Сталин. Вот это мужество, достойное подражания.

В продолжение рассказа о посещении Сталиным Наркомата обороны следует добавить, что в первые дни войны у руководства СССР теплилась надежда на её быстрое окончание. «Полученные сведения от Жукова перечёркивали эти планы. Сталин предложил, чтобы на связь с Западным фронтом пошёл Кулик, а затем пошлют других людей. Такое задание позднее было дано Ворошилову. Сталин был настолько удручён, что, когда вышли из наркомата, сказал: “Ленин оставил нам великое наследие, мы – его наследники – всё это просрали”. Все были поражены этим высказываниям Сталина и посчитали, что это он сказал в состоянии аффекта» [Микоян, 1999].

Но есть и «экзотические» описания этой «слёзной» сцены, и я просто обязан познакомить читателя с ней в интерпретации героических ураган-патриотов, титулованные фальсификаторов минувшей войны. Вот как она выглядит в изложении Николая Зеньковича, рассказанная ему Иваном Стаднюком якобы со слов В. Молотова: «Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывая их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. Нервное напряжение сказалось и на военных. Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет. Изумлённый такой наглостью военных Берия пытался вступиться за вождя, но Сталин, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. Затем он тут же поехал на дачу» [Зенькович, 2004, с. 131]. Переведём дух и, проявив здравомыслие и бдительность, задумаемся над героическим поведением военных, особенно Жукова. Свидетельствует Молотов, на которого ссылается в своих воспоминаниях Иван Стаднюк: «Когда началась война, я со Сталиным ездил в Наркомат обороны. С нами был Маленков и ещё кто-то. Сталин довольно грубо разговаривал с Тимошенко и Жуковым. Он редко выходил из себя» [Чуев, 1991]. А о том, что Жуков Сталина послал «по матушке» и грубо попросил его вместе с приехавшими покинуть кабинет Тимошенко, ни слова. На всю жизнь запомнил бы он этот случай и кому-то бы из своих собеседников непременно об этом рассказал. Такой вопиющий случай из жизни Сталина самый верный ему соратник забыть не мог. Запомнил же он, что Жуков побелел лицом, а не покраснел, а что послал Сталина «по матушке» начисто забыл. Так же забыл и о том, кто ещё поехал с ними в Генштаб. Да невозможно представить, чтобы Сталин назвал, даже сгоряча, «портяночниками» наркома обороны и начальника Генерального штаба. Ношение портянок тогда никто из них не отменял, и обеспеченность ими была достаточной. Это выражение, скорее, взято Стаднюком из солдатского обихода, когда солдат, обозлённый отсутствием сменных портянок или ещё чем-то, может так обозвать своего старшину или каптёрщика, но наказание от старшины за это непременно получит. Кроме того, Жуков с Тимошенко – люди военные и по уставу обязаны блюсти субординацию в отношении своего старшего командира, в данном случае Сталина, которого они всегда боялись и не скрывали этого. И давайте признаемся, что в поступке Жукова, если он действительно был, нет никакого геройства, а проявлено невероятное хамство к главе огромного государства в труднейший момент войны, и за это он должен был понести заслуженное наказание. Этот необычный случай в своих мемуарах Жуков обязательно сделал бы ключевым и описал во всех подробностях, как героический факт из его не менее «героической» биографии. Водился за ним грешок – похвастаться любил. Явно перестарался писатель Иван Стаднюк, подробно описывая «героизм» Жукова в этой придуманной истории. Стыдно за Стаднюка, и почему-то его поступок нагоняет тоску неодолимую.