Размышления о воспитании за отцовским столом - [15]
Уступая настойчивости мамы он выпил три рюмки и попробовал всего, что было на столе. В конце концов он немного отогрелся и помягчал. Попросил разрешения закурить.
— К сожалению, резьба не популярна у современной молодежи, — уютно задымив, сказал он. — Молодежь предпочитает по–другому проводить свободное время.
— И зря, — вставил мой брат.
Мы помолчали, оценивая, каждый для себя, Митины слова.
— А как наш Митя? — вежливо поинтересовался папа. — Как его успехи?
Петр Андреевич ответил не сразу, опять выдержав перед ответом приличествующую паузу. Мы терпеливо наблюдали, как он раскуривает еще одну папиросу.
— Глаз верный, — сказал наконец он. — И рука твердая. А остальное — дело настойчивости. Ведь знаете как: ребята поначалу заинтересуются, начинают, а потом бросают. А дерево — оно должно стать делом жизни, им нужно заболеть.
Митя с готовностью кивнул: ясное дело, заболеть! Вот он, Митя, заболел! Петр Андреевич не стал возражать. Хотя мне показалось, что у него были определенные мысли по этому поводу. Но мысли мыслями, решил мастер, кому до них дело?
Мы опять промолчали. Каждый подумал о своем.
— А что, этот Петр Андреевич — очень даже славный человек, — сказала мама, когда мастер ушел. Как будто кто–то ей возражал.
Митя кивнул: а то как же!
— Главное — настоящий профессионал, — с апломбом заметил он. — Вы бы видели, как он чувствует материал!
Мы не спорили, Мите видней.
Папа задумчиво перекатывал вилкой по тарелке какую–то косточку. А потом не удержался и сказал:
— А мне лично Гроссман нравился больше…
Митя вздрогнул. Но тут же напустил на себя безмятежное выражение.
— Гроссман — это другое, — помолчав, проговорил он. — Гроссман — это совершенно другое.
Прошел городской конкурс юношеского творчества. На конкурсе митькина шкатулка заняла второе место. Пропустив вперед идеологически выдержанное резное панно некого Жукова из Дворца пионеров, изображающего драматические моменты похода Щорса.
Митька, усмехаясь, повесил почетную грамоту на видное место. Для начала и это неплохо. То ли еще будет!
— А что… — задумчиво сказала мама. — Может быть и ничего… В конце концов, в любом деле можно стать настоящим художником…
— Ты думаешь? — иронично спросил отец.
Митька, между тем, решил, что пришла пора браться за стол.
С помощью Петра Андреевича он составил план ремонта, нарисовал эскиз. Самым трудным, как и ожидалось, оказалось подобрать дерево. По совету Петра Андреевича Митька стал ходить по студиям и ателье, разговаривать с мастерами. Ездил на свалку и исследовал чердаки. Петр Андреевич особенно рекомендовал приглядываться к ремонтирующимся и сносимым домам — среди выбрасываемого хлама встречаются драгоценные находки.
Прошло не менее месяца, прежде чем Митька как–то вечером притащил испачканную известкой крышку от какого–то пианино. Его исключительно довольное лицо показывало, что это, наконец, то, что нужно: отчистить, распилить и режь!
А мы в тот вечер ждали его с особенным нетерпением. Я и мама. И зашедший в гости дядя Женя.
— Вот теперь и расскажи ему сам, — сказала мама дяде Жене. И с сомнением перевела глаза с одного на другого.
И дядя Женя, взволнованно сердясь на что–то непонятное ему в наших отношениях, повторил историю, которую мы с мамой уже выслушали полчаса назад.
— Кто–то «там», — дядя Женя потыкал пальцем в воздух над головой, — увидел «Школьную рапсодию» по телевизору и похвалил. Вот, мол, как нужно снимать фильмы о школе. Подхватили, раздули… В итоге, московское телевидение выделило деньги на съемки программы «Школьная рапсодия. Пять лет спустя». О том, что стало с героями фильма и их исполнителями. Оригинальный проект, смесь игрового и документального. Как всегда, сумасшедшая спешка. Сценарий делается на ходу. Кого из исполнителей удастся собрать — не ясно. Гроссман на грани нервного расстройства. Мне только что звонила Милопольская. В общем, завтра до конца дня нужно пройти официальные пробы. Собирайся в Москву.
При первых словах дяди Жени Митька страшно побледнел, и на его лице появилось ожесточенное и упрямое выражение. Но к концу рассказа он уже взял себя в руки, и к изумлению дяди Жени вместо взволнованного восторга в коридоре повисла неловкая пауза. Митя аккуратно поставил крышку к стене и принялся искать в шкафчике свои тапочки. Мы с мамой избегали на него смотреть. А уж на дядю Женю и подавно.
— Ехать нужно прямо сейчас, — нетерпеливо напомнил дядя Женя, — ночным поездом.
— А что у нас на ужин? — вместо ответа спросил Митька. — С утра ничего не ел.
Дядя Женя оборвал себя на полуслове и, забыв закрыть рот, вытаращился на Митьку, который неторопливо, вразвалочку отправился мыть руки, а потом прошел на кухню, приготовил себе тарелку и ложку, и уселся ждать, пока мама нальет ему щей.
— Ну?! — наконец не выдержал дядя Женя.
Митя, кусая горбушку, принялся хлебать суп.
— Ну?!! — закричал дядя Женя.
— А пошли они все!! — мстительно сказал Митя, подняв голову, и обвел нас прищуренными глазами. — Пусть обходятся без меня!
У дяди Жени отвисла челюсть. Митя хмыкнул и опустил глаза.
— Я не поеду, — уже другим голосом сказал он. — Со временем очень плохо. Да и вообще…
Нет на земле места прекраснее Мильхенбурга. Вот уже несколько веков на левом берегу варят восхитительный шоколад, а на правом пекут вкуснейшие вафли. Соперничество «вафельников» и «шоколадников» – давняя традиция, и все жители – полушутливо, полусерьёзно – соблюдают ее. Но однажды на «вафельном» берегу появилась незнакомка. Талантливый педагог, Доротея Нансен быстро очаровала школьников. Всего несколько занятий – и подростков не узнать. Теперь они – Воины Железного Кулака: энергичные, собранные, целеустремленные.
Герои Верещагина — временами смешные, временами трогательные — твердо уверены, что они отлично знают, в чем смысл жизни, что они приспособились к реалиям времени и крепко стоят на ногах. Но коллизии, подстроенные для них автором, неизбежно возвращают персонажей книги к началу — к вечному поиску смысла. Автор умеет закрутить авантюрный сюжет. Однако не менее увлекательны страницы, на которых, казалось бы, ничего не происходит — даже тут читатель неотрывно следит за историей, рассказанной умелым, наблюдательным и очень неглупым рассказчиком.
Повесть, основу которой составили 25 коротких рассказов автора о любви, опубликованные в 2000–2001 года петербургскими журналами для женщин.
В 1999 году РИФ ТПП выпустила сборник повестей и рассказов Верещагина «Размышления о воспитании за отцовским столом». Один рассказ из этого сборника.
Герои Верещагина — временами смешные, временами трогательные — твердо уверены, что они отлично знают, в чем смысл жизни, что они приспособились к реалиям времени и крепко стоят на ногах. Но коллизии, подстроенные для них автором, неизбежно возвращают персонажей книги к началу — к вечному поиску смысла. Автор умеет закрутить авантюрный сюжет. Однако не менее увлекательны страницы, на которых, казалось бы, ничего не происходит — даже тут читатель неотрывно следит за историей, рассказанной умелым, наблюдательным и очень неглупым рассказчиком.
Герои Верещагина — временами смешные, временами трогательные — твердо уверены, что они отлично знают, в чем смысл жизни, что они приспособились к реалиям времени и крепко стоят на ногах. Но коллизии, подстроенные для них автором, неизбежно возвращают персонажей книги к началу — к вечному поиску смысла. Автор умеет закрутить авантюрный сюжет. Однако не менее увлекательны страницы, на которых, казалось бы, ничего не происходит — даже тут читатель неотрывно следит за историей, рассказанной умелым, наблюдательным и очень неглупым рассказчиком.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».