Разлом. Белый и красный террор - [8]

Верховный Гпавнокомандующий

Генерал-адъютант НИКОЛАЙ.

3 августа 1914 г.»

Территория Российской империи к концу XIX века составляла 22,4 млн кв. километров. Это одна шестая часть суши. Она занимала второе место в мире после Британской империи. По единственной в истории страны переписи 1897 года население России составляло 128,2 млн человек, в том числе население Европейской России 93,4 млн человек.

Летом 1914 года все военнослужащие действующей армии (а с октября того же года все военнослужащие) надели полевые погоны. Хотя парадная и повседневная формы одежды отменены не были, но по примеру царя, облачившегося с началом войны в простую солдатскую гимнастерку с погонами пехотного полковника и не снявшего ее вплоть до своей трагической гибели 17 июля 1918 года, носить золотые погоны мирного времени считалось дурным тоном. В конце 1914 года производство золотого и серебряного галуна для погон было прекращено и более уже никогда не возобновлялось.

Для шинелей погоны шились из сукна защитного цвета, а для мундиров, гимнастерок — из зеленого молескина. Нашивки нижних чинов были темно-оранжевые. Цвета шифровок — номера полка или вензель шефа полка — были установлены следующие: желтая — пехота, малиновая — стрелковые части, голубая — кавалерия, красная — артиллерия, коричневая — инженерные войска, синяя — казаки, светло-зеленая — железнодорожные войска, белая — обоз.

Вслед за введением полевой формы вводился режим строжайшей экономии, но российское руководство словно забыло об ответственности перед своим народом, жившим совсем не так, как граждане союзнических стран.

Николай II считал, что своим участием в фактически общеевропейской гражданской войне он наберет очки для авторитета на политической сцене Европы. Холодный душ, пролившийся на царя после поражения России в Русско-японской войне, не остудил его воинственного пыла. Хотя военные реформы 1909–1914 годов и сделали русскую армию более современной по сравнению 1905–1907 годами, тем не менее военный министр Сухомлинов не раз докладывал императору о конкретных слабостях русской армии, не достигшей мощи основного противника — Германии. Но царь мог слушать собеседника, но всегда поступал по-своему.

Надо признать, что начало войны в России было встречено с патриотическим подъемом. Что-то великое, напоминающее 1812 год, чувствовалось в народе. Особенно после обещания царя не заключать мира, пока хоть один вооруженный неприятель останется на русской земле.

Благодаря объяснимой приподнятости в обществе мобилизация протекала без шероховатостей. Запасников пришло во вновь сформированные части на 15 % больше нормы. Заступничество за православную Сербию нашло широкий отклик. Вчерашние космополиты становились националистами. В народе появилась даже ярость против всего немецкого. Но интеллигенция осталась в стороне. Она лишь болтала о патриотизме в салонах и клубах, на балах и в ресторанах, в кабинетах и усадьбах. На алтарь Отечества ложились жизни только серой солдатской и большей частью офицерской массы. И все же всей стране так и не удалось на деле слиться с армией. Многие офицеры даже с глубокой патриотической закваской считали, что солдаты не подготовлены к войне, что посылать людей на войну — значит предавать их…

* * *

Закат русской армии начинался с Восточной Пруссии, когда командующий Северо-Западным фронтом генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский по просьбе французского командования и указанию великого князя Николая Николаевича приказал перейти прусскую границу 1 августа, на 14-й день мобилизации.

10 августа 1914 года Ставка дает Северо-Западному фронту первую директиву, ставшую впоследствии первым шагом к трагедии:

«По имеющимся вполне достоверным данным, Германия направила главные силы против Франции, оставив против нас часть своих сил… необходимо и нам в силу союзнических обязательств поддержать французов…

Верховный главнокомандующий полагает, что армиям Северо-Западного фронта необходимо теперь же подготовиться к тому, чтобы в ближайшее время, осенив себя крестным знамением, перейти в спокойное и планомерное наступление».

Утром 17 августа русская армия генерала Ренненкампфа на 70-километровом фронте вступила в Восточную Пруссию. «Даешь Берлин!» — этот клич звучал колоколом в сердцах, но, к сожалению, не в умах многих офицеров и генералов русской императорской армии.

«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить». Начало боевых действий не предвещало трагедии. Наоборот, через несколько дней наступательного ража под Гумбиненом немецкие войска 8-й армии были наголову разбиты. Командующий армией генерал фон Притвиц отдал приказ своему начальнику штаба генералу Вальдерзее на отступление — покинуть Восточную Пруссию и уйти за Вислу. За этот акт «малодушия и слабоволия» Берлин обоих отправил в отставку. На их место были назначены, соответственно, генералы Гинденбург и Людендорф.

Начальник германского полевого Генерального штаба фон Мольтке срочно принимает решение на усиление Восточного фронта за счет Западного. По его приказу в Восточную Пруссию отправляются два армейских корпуса и кавалерийская дивизия. И это происходит в момент решительного сражения с французами на реке Марне. В сентябре 1914 года французы праздновали победу под названием «Чудо на Марне». А немцам, стоящим почти под Парижем, не хватило всего двух корпусов, чтобы войти победителями во французскую столицу.