Разлив Цивиля - [115]

— Ладно, не будем об этом… А если ты видишь, что дал промашку — что ж, вперед наука.

— Промашку дал ты, Павел. Колхозники обижены на тебя, распахал, мол, Вил Зэр и оставил скот без пастбища. Ему, мол, что, у него и курицы нет.

— Эх, Петруша. А ты бы, чем досужие разговоры слушать, взял бы да как-нибудь и сходил сам в поле, поглядел бы, как там и что…

— Павел! Петро! Какого лешего не идете на свадьбу? — Это Санька им кричит с клубного крыльца. А видя, что ни тот, ни другой не трогается с места, сам подбегает, подхватывает их под руки и ведет к клубу. — Хватит вам горевать. Трофим Матвеевич — что весенняя гроза: пошумит, погремит и утихнет. Вот у меня горе так горе. Надо же было Лене с Володей придумать такую свадьбу! Мать с отцом меня съесть готовы. Женишься, говорят, не как все люди — не дома, а в клубе. Хоть вы поддержите нас с Анной.

— Знаешь, Саня, — приостановился Павел. — Вы с Петром идите, а я немного погодя. Чуток остыну после прыгуновской бани.

Только Санька с Петром ушли, как с правленческого крыльца спустился и подошел к Павлу Федор Васильевич.

— Слышь, Павел? Василий Иванович звонил… Я так понял, что завтра они, вместе с секретарем обкома, приедут к нам в колхоз. Про тебя спрашивал. Трофим Матвеевич ответил, что тебя нет, дома, мол, он. А ты, оказывается, все еще здесь.

— А о нынешнем, вот об этом заседании, заходил разговор?

— Нет, Трофим Матвеевич даже и не заикался.

— Ну, что ж, спасибо за добрую весть… А теперь пойдем на свадьбу. Санька ведь и тебя приглашал…

6

Народу у клуба собралось много. Как-никак, а такая свадьба игралась в Сявалкасах впервые: интересно! Молодежь заполнила все сени и застекленную террасу, толпилась на улице у крыльца. Немало было в этой толпе и пожилых, и даже стариков. Со всех сторон слышались шумные разговоры, шутки, смех.

— Ну, и свадьба: ни вина, ни закуски.

— Неужто так и пропадет корчама у тетки Кэтэринэ?

— Так это еще не вся свадьба, это еще только начало.

— С умных речей ни сыт, ни весел не будешь.

— Завтра, чай, чувашскую свадьбу начнут…

Когда Павел с Федором Васильевичем по живому коридору молодежи вошли в клуб, там председатель сельсовета уже поздравлял новобрачных. Анна держалась ровно, серьезно, даже, пожалуй, для такого дня слишком серьезно, а Санька сиял, как красное солнышко, широкая, от уха до уха, улыбка, казалось, утвердилась на его счастливом лице отныне и навсегда. Неважно, что говорилось сейчас председателем сельсовета, веселое пли серьезное. Санька все равно улыбался во весь свой белозубый рот.

Рядом с Анной стояла Лена, а рядом с Санькой Володя. Обычно веселая на людях Лена сейчас тоже выглядела какой-то озабоченной, время от времени оглядывалась по сторонам, словно бы проверяя, все ли идет так, как надо. А Володя, под стать жениху, тоже был веселым, радостным, глядя на него, можно было подумать, что вместе с Санькиной играется нынче и его свадьба.

Весь стол, за которым сидят молодые, уставлен огромными букетами цветущей черемухи и сирени, и от них распространяется густой горьковатый аромат.

Санька еще раньше просил Павла не только быть на торжестве, но и сказать, как он выразился, какие-то слова. Но сколько Павел ни думал, никаких других слов, кроме тех, что были сказаны председателем сельсовета, а потом Володей, не придумал. Может, вспомнить что-нибудь из старого? Тоже ведь и раньше люди не дураки были. Разве что высказывали свои пожелания молодым не таким казенным бесцветным языком, каким щеголяем мы, подчас не делая разницы между общим собранием и домашним торжеством. Павлу и до сих пор памятно слышанное еще в детстве: живите просторно, как поле, и богато, как лес…

Но когда, по приглашению Володи, Павел вышел к столу и стал лицом к собравшимся, мысли его смешались. Он подумал, что ведь ему сейчас надо держаться так же жизнерадостно и весело, как держатся Санька и Володя, но как будешь веселым, если на сердце у тебя совсем не весело. И не знают ли собравшиеся в клубе сявалкасинцы о том, что произошло в председательском кабинете час назад?

Обращаясь к молодым, Павел мельком, иа какую-то долю секунды, встретился взглядом с Леной и почувствовал, что к нему возвращается его всегдашнее спокойствие. Словно понимая сиюминутное смятенное состояние Павла, Лена своим взглядом ободряла его: не робей, мол, не горюй, все будет хорошо!

Он плохо помнил потом, что и как говорил тогда, помнил только, что расчувствовавшийся Санька прямо через стол полез к нему обниматься и громко повторял:

— Просторно, как поле!.. Молодец, Павел! Просторно, как поле!

По окончании церемонии, на выходе из клуба, толпа молодежи, пропустив жениха и невесту, сразу же сомкнулась и оттеснила Павла. И когда он вышел на улицу, свадебный поезд уже тронулся.

Это было, пожалуй, кстати. Сколько можно держать себя в руках, чувствовать одно, а делать другое!

И Павел пошел не вниз по улице за звеневшим бубенцами и гармошками свадебным поездом, а свернул на травянистую тропу, которая незаметно-незаметно вывела его из села в поле.

Странно устроен человек! Ведь не просто бодрился для вида Павел, когда говорил, что его не очень-то огорчило, что председатель снял, а проще сказать, выгнал из агрономов и бригадиров. Нет, так оно и было на самом деле. Да и не чувствовал он за собой такой большой вины, за которую бы надо было его прогонять с треском. И не только он сам, а и другим членам правления, в том числе и тем, кто голосовал вместе с Прыгуновым, видно было, что председатель просто сводит какие-то счеты с бригадиром и даже не очень-то заботится о том, чтобы это выглядело хоть мало-мальски прилично. И Павел верил, что тут или какое-то недоразумение, которое так или иначе выяснится, или очевидная для всех несправедливость, которая тоже не может долго торжествовать. Может, уже завтра, а не завтра — через неделю, через месяц все встанет на свои места. Все это так. Все это он понимал умом. И все равно чувство незаслуженной обиды не проходило. Это, наверное, схоже с ощущением человека, которому ни за что ни про что дали пощечину. Человек твердо знает, что это какое-то недоразумение — что из того? И даже когда оно, это недоразумение, выяснится, даже будут принесены самые искренние извинения — что из того?! Пощечина от этого не перестанет быть пощечиной, и любое воспоминание о ней никогда не будет приятным. Тем более все кипит, все кричит в человеке в тот час, когда ему дали эту пощечину, когда его обидели.