Различия в степени вокализованности сонорных и их роль в противопоставлении центральных и периферийных говоров - [6]
Известно, что сонорные в контексте других звуков могут менять свое качество в довольно широком диапазоне. Это объясняется тем, что, обладая нефонологической звонкостью, сонорные могут вести себя относительно этого признака достаточно свободно, оставаясь самими собой, т. е. не совпадая с другими звуками[31]. Однако рамки этой свободы в центральных и периферийных говорах различны. В системах консонантного типа сонорные в соседстве с шумными частично теряют свою звучность, спирантизируются. Степень их оглушенности, например, в позиции конца слова после согласного может приводить к их утрате в этом положении, ср. произношение ру[пʼ] (рубль), жи[сʼ] (жизнь). В периферийных говорах обнаруживается другая модель их поведения в тождественных условиях. Здесь проявляется обратная тенденция — к усилению их звучности, что приводит к развитию побочной слоговости, ср. характерное для этих говоров произношение тех же словоформ: ру́[бльʼꚝ] или ру́[бълʼ], ру[бꚝлʼ], жи́[зʼьнʼ] (если это существительное не оформляется в соответствии с типом склонения на ‑а: жи́зня). Особенно сильно развитие побочной слоговости проявляется в периферийных говорах западного типа, ср. наличие именно здесь компактных ареалов произношения словоформ типа [алʼ]ну ([илʼ]ну́), [ар]жи́ ([ир]жи́), хотя в некоторых случаях подобное поведение сонорных фиксируется и шире, почти повсеместно (например, в словоформах [пъш]ени́ца, [арж]ано́й), что может объясняться достаточно давним возникновением соответствующих фактов, — до того, как тенденция к консонантизации повлияла на сонорный. Лишний же, слог со временем закрепился в фонемном составе слова уже вне зависимости от качества сонорных в соответствующих говорах.
В середине слов в сочетаниях шумных согласных с сонорными и в сочетаниях двух сонорных в периферийных говорах представлены результаты активных некогда процессов, среди которых преобладает ассимиляция, ср. долгие сонорные на месте сочетаний звонких взрывных с сонорными, объединенных местом образования: [дн] > [нн] (ла́[нн]о, [бм] > [мм] (о[мм]а́н); разнонаправленные преобразования сочетания [лʼнʼ], ср. [лʼлʼ]яно́й, где [лʼнʼ] > [лʼлʼ] и пра́[нʼнʼ]ик, где [лʼнʼ] > [нʼнʼ]. Особо — бо[лʼлʼ]о, где осуществилась прогрессивная ассимиляция еще и по мягкости ([лʼн] > [лʼлʼ]), а также бо[нʼнʼ]о, где [нʼнʼ] из исходного [лʼн] возникнуть не могло и, видимо, представляет более позднее изменение [лʼлʼ] > [нʼнʼ].
Как ассимиляция в сочетаниях двух сонорных [нʼј] и [лʼј] начался, по-видимому, в свое время (после утраты редуцированного перед [ј]) и процесс в словах типа весе́лье, свинья́, широко известный западным говорам и имеющий рассеянное распространение в северных. В настоящее время такое произношение охватывает и сочетание других мягких согласных с [ј] (т. е. также пла[тʼтʼ]е, коло́[сʼсʼ]а и др.). Однако есть ряд фактов и соображений, позволяющих предполагать, что на сочетания других мягких согласных такое произношение распространилось позже и не как фонетический процесс, а как фонетическая модель произношения этих сочетаний в определенных положениях в слове.
В. Н. Чекман[32] указывает на необходимость при рассмотрении процессов йотации и ассимиляции [ј] «обращать внимание на фонетические особенности самого йота» (с. 71), варьирующегося в языковых системах от шумного фрикативного согласного до неслогового гласного. Он также отмечает: «Зависимость хода йотации от природы предшествующего согласного, различная «валентность» согласных по отношению к i̯ обусловливают одну важную черту йотационных процессов — их поэтапность. Тот факт, что в языке палатальными стали, к примеру, lʼ, nʼ < li̯, ni̯ вовсе не обозначает, что параллельно с ними йотировались и остальные группы Ci» (Там же)[33]. Здесь со всем можно согласиться. Но, исходя из этого, можно славянскую йотацию этого позднего периода интерпретировать более конкретно, признав, что по существу она проявилась как процесс регрессивной ассимиляции между парами сонорных [nʼj] и [lʼj], в которых [ј] — сильно вокализованный (слабо шумный!) сонорный, приближающийся к [і]. Именно таким характером [ј], т. е. слабой выраженностью его консонантных свойств, обусловлена его неспособность оказать то преобразующее воздействие на зубные и губные согласные, которые он оказывал в предшествующий период развития славянской фонетики (ср. «переходное» смягчение зубных svět-ja > свеча, med-jа > межа и выделение эпентетических звуков у губных). «Поэтапность» же в этом случае следует, по-видимому, понимать не как чисто фонетический ход развития процесса с охватом в дальнейшем других категорий согласных, а как расширение сферы употребления двойных мягких согласных (в первую очередь взрывных и фрикативных зубных) в соответствии с новыми сочетаниями этих согласных с [ј] уже по законам распространения фонетической модели.
О вероятности такой трактовки могут свидетельствовать и современные диалектные данные. Во-первых, это статистика, показывающая, например, что в сочетаниях с [ј] случаев удвоенного [нʼ] в материалах содержится примерно в 2 раза больше, чем удвоенного [тʼ] (сравниваю сочетания [ј] с наиболее частотными из этих двух групп согласных: сонорных и зубных шумных). Однако это соотношение может давать неточную картину из-за незнания реальной употребительности соответствующих сочетаний в диалектной речи. Во-вторых, и это представляется более важным, удвоение мягких согласных отмечается обычно на стыке морфем: корня и суффикса или основы и окончания, т. е. в случаях, где возможны процессы аналогии. Последовательное удвоение согласных именно в этой позиции подчеркивает в своей работе Л. К. Андреева, специально занимавшаяся этой темой
