Различия - [20]

Шрифт
Интервал

— Заявление.

Оглядел присутствующих и продолжил:

— Когда я, очень давно, поступил на работу билетером — многие из вас этого даже не помнят, — когда я в первый раз встал у входной двери кинотеатра «Сутьеска», то ощутил гордость, думаю, не меньшую, чем чувствует святой Петр, стоя возле врат рая...

Тут все как один начали многозначительно покашливать. Кассирша Славица закатила глаза. Безрезультатно. Симонович не понял, что с первых же слов ступил на ошибочный путь, что с каждым новым словом он все неотвратимее приближается к пропасти:

— ...я считал, что выполняю благородную обязанность, помогая людям войти, удобно разместиться, без помех погрузиться в другой мир, гораздо более прекрасный, чем наш, все это я воспринимал как свою крайне важную обязанность, однако постепенно...

И после этого «однако» билетер Симонович не спеша начал перечислять все, что его разочаровало. О чем он только не вспомнил... Последовательность изложения, возможно, была иной, но это неважно: поведение зрителей, перочинные ножи, прилепленную жвачку, шелуху от семечек (как от подсолнухов, так и тыквенных), смятые газетные фунтики, чем только люди не занимаются в темноте (когда считают, что их никто не видит), хамство, все более низкое качество фильмов и всего репертуара в целом, отсутствие возможности выбора, некомпетентность, безмерный подхалимаж, а затем и оголтелая пропаганда, качество игры, не говоря уж о качестве режиссуры, уместность поедания попкорна, в то время как на экране люди страдают, отсутствие контрольных пломб на огнетушителях, все меньше заботы о своем ближнем, не доведенное до конца расследование исчезновения десяти метров брезентового пожарного шланга из гидранта, катастрофическое состояние сливных бачков в туалетах, подлое оговаривание, необходимость снова ввести наряду с входными билетами и купоны с указанием места и ряда, необходимость запретить выход из зала во время демонстрации заключительных титров (чтобы каждый зритель мог без помех узнать, кто за что отвечал в процессе работы над фильмом), сколько же тех, кто ничего не понимает, а сколько и таких, которым интересны только их собственные персоны... Чего только не перечислил Симонович на семидесяти с лишним страницах, без единой точки, все просто кипело от запятых, но дольше всего он говорил о пренебрежении к великолепной лепнине, о картине мироздания на потолке кинотеатра. Этим он и закончил:

— ...а о том, что нам дано, мы не умеем заботиться, и окажись в нашем распоряжении даже рай, все получилось бы примерно так же.

Возможно, Симонович действительно не понимал, что ему следовало сказать и что именно людям хотелось бы от него услышать, а может, у него просто накипело. Не важно. В результате не нашлось никого, кто не был бы оскорблен этим его «заявлением». Все молчали. И это молчание могло означать только одно, что и показал подсчет результатов тайного голосования: какое там «предупреждение», все присутствовавшие проголосовали за увольнение. А ко всему еще и кассирша Славица, уходя, бросила ему саркастически:

— Что-то ты в последнее время много умничаешь. Нам святой Петр не нужен! Об этом рассказывай кому-нибудь другому...

Где закончил свой трудовой век Симонович, неизвестно. Лазарь Л. Момировац хотел его защищать, убеждал подать жалобу, говорил, что без труда выиграет «дело», что наверняка можно будет получить не только моральную, но и материальную компенсацию. Только пусть Симонович его уполномочит, уж он-то всей этой «братии» покажет.

Напрасно, Симоновичу все было безразлично. Он был постоянно мрачен. Врачи назвали это депрессией. Запущенной до такой степени, что она стала хронической. Поэтому, если он нас еще не покинул, то в этом отношении навряд ли что-то изменилось.


Что я знаю насчет того, где оказался товарищ Аврамович

Я знаю, что товарищ Аврамович, не успели завершиться грандиозные похороны президента, не успели государственные деятели разъехаться по своим странам, не успели пройти траурные дни... я знаю, что после всего этого товарищ Аврамович по-прежнему ходил в кино, садился в первом ряду, с блаженным выражением лица жмурился и время от времени дисциплинированно поднимал правую руку, с гордостью используя для этого более шестидесяти мышц. Даже более дисциплинированно и гордо, чем раньше, потому что теперь все мы должны были, каждый на своем месте и изо всех сил, дружно «напрячься», постараться, попытаться возместить утрату.

Вот в такой атмосфере в начале девяностых Аврамович случайно оказался в другом кинотеатре, в «Ибаре», где в тот день вместо киносеанса состоялась учредительная конференция местного комитета какой-то оппозиционной партии. Может, потому, что он (случайно) сидел в первом ряду, может, потому, что производил впечатление человека, который уверен в собственных (неограниченных) возможностях, может, потому, что не просил слова, но за все первым (с готовностью) голосовал, может, из-за всего этого он был выбран в состав высшего руководства. Когда он очнулся от дремоты и вернулся к реальности, ему оставалось только принять поздравления. Он ответил: «Спасибо. Наконец пробил и наш час!»


Еще от автора Горан Петрович
Атлас, составленный небом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Осада церкви Святого Спаса

Роман «Осада церкви Святого Спаса» сербского писателя Горана Петровича основан на реальных исторических фактах, хотя сам писатель не претендует на роль историографа и умело стирает грань между реальными и вымышленными событиями. Приблизительно в 1291 году объединенное войско болгар и куманов вторгается в Сербию и полностью разрушает монастырь Жича. Петрович изящно и кропотливо плетет ткань повествования. Из незначительных мелочей, потрясающих метафор возникают незабываемые персонажи, явь и сон плотно переплетаются между собой.


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сеансы одновременного чтения

Это книга — о любви. Не столько профессиональной любви к букве (букве закона, языковому знаку) или факту (бытописания, культуры, истории), как это может показаться при беглом чтении; но Любви, выраженной в Слове — том самом Слове, что было в начале…


Книга с местом для свиданий

Действие романа сербского писателя Горана Петровича, представляющего собой причудливое переплетение фантастики и реальности, разворачивается на фоне подлинных событий из истории Сербии первой половины XX века.


Поймай падающую звезду

В антологию вошли произведения самых значимых в Сербии мастеров «малой прозы». Опираясь на богатую и ко многому обязывающую национальную традицию, писатели создают огромный «параллельный» мир, прозаический универсум, отражающий все существующие перспективы и всё разнообразие идеологий конца XX и первых полутора десятилетий XXI века.


Рекомендуем почитать
Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.


Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».