Разговоры за чайным столом - [15]

— Мужчины — животные, — заявила тут студентка, иной раз любившая употребить крепкое словцо.

— Я сама думала так в молодости, — сказала светская дама.

— А теперь не думаете, когда слышите подобную вещь? — спросила студентка.

— Без сомнения, в человеке много животного, — отвечала хозяйка. — Но… видите ли, много лет тому назад, когда я была еще очень молода, я высказала это самое мнение, то есть что мужчина — животное, одной старой леди, у которой жила в Брюсселе, где проводила зиму. Она была хорошей знакомой отца, одной из добрейших и милейших женщин в свете — можно сказать, близкой к совершенству, — хотя о ней как о знаменитой красавице времен королевы Виктории и ходило много рассказов.

Я лично никогда им не верила. Когда я впервые увидела Магтергорн в летний вечер, он мне напомнил ее доброе, бесстрастное, спокойное лицо, обрамленное серебряными волосами. Я сама не знаю, почему.

— Дорогая моя, — со смехом заметила старая дева, — ваша привычка украшать свою речь анекдотами придает ей сходство с синематографом.

— Я и сама замечаю это, — соглашалась светская дама. — Я стараюсь захватить слишком много.

— Искусство хорошего рассказчика состоит в том, чтобы уметь избегать несущественного, — заметил философ. — У меня есть знакомая, ни разу, насколько я знаю, не добравшаяся до конца рассказа. Совершенно безразлично, например, как звали человека, сказавшего или сделавшего что-нибудь, — Брауном, или Джонсом, или Робинсоном, — но она будет мучиться, пытаясь припомнить: «Ах, боже мой, боже мой! — восклицает она бесконечное число раз. — Я так хорошо помнила его имя. Какая же я глупая!» Она расскажет вам, почему должна помнить его имя, как всегда помнила его до последней минуты. Она обращается с просьбой к половине присутствующих, прося помочь ей. Безнадежно пытаться вернуть ее к рассказу: ее умом всецело овладевает одна мысль. Наконец, после бесконечных мучений, она вспоминает, что его звали Томкинс, и приходит в восторг, но затем снова погружается в отчаяние, открыв для себя что забыла его адрес. Это заставляет ее настолько сконфузиться, что она отказывается от продолжения рассказа и, упрекая себя, уходит к себе в комнату. Чуть погодя она снова возвращается с пеной у рта и приносит номер улицы и дома. Но тем временем она уж забыла анекдот.

— Расскажите же нам о вашей старушке, и о том, что вы сказали ей, — с нетерпением проговорила студентка, всегда подхватывающая всякий рассказ, где дело касается глупости или преступных наклонностей другого пола.

— Я была в таких годах, когда молодой девушке приедаются сказки, и она, отложив в сторону книги, начинает осматриваться в свете и, конечно, возмущается тем, что видит. Я относилась очень серьезно к недостаткам и проступкам мужчин — наших естественных врагов. Моя старушка, бывало, посмеивалась, и я считала ее ограниченной и недалекой. Однажды наша горничная — любительница, как все горничные, посплетничать, — с восторгом рассказала нам историю, доказавшую мне, как верно я оценивала «грубых мужчин». Хозяин лавочки на углу нашей улицы, всего четыре года тому назад женившийся на прелестной девушке, бежал, бросив ее.

«Хоть бы когда прежде намекнул, — рассказывала Жанна. — За целую неделю уложил в кофр свои вещи и платье и отправил на вокзал, а потом сказал жене, что уходит сыграть партию в домино и чтоб она не дожидалась его; поцеловал ее и ребенка на прощанье, и поминай как звали». «Ну, слыхано ли, барыня, что-нибудь подобное?» — заключила Жанна, всплеснув руками. «Грустно сказать, Жанна, а приходится признаться, что я слыхала», — ответила моя старушка со вздохом и затем постепенно перевела разговор на вопрос об обеде. Когда Жанна вышла, я обратилась к ней, вся пылая негодованием. Мне не раз приходилось самой разговаривать с этим человеком, и я считала его прекрасным мужем — внимательным, так гордившимся, по-видимому, своей миловидной супругой.

«Не служит ли это доказательством того, что я говорю!» — воскликнула я. «К несчастью, случившееся не в их пользу». — «А между тем вы защищаете их?» — спросила я. «В мои годы, дорогая, не защищают и не порицают, а только пытаются понять, — сказала она, прикоснувшись ко мне своей тонкой белой рукой. — Не разузнать ли нам подробнее, в чем дело, — предложила она, — происшествие невеселое, но может оказаться полезным для нас». — «С меня довольно и того, что я слышала», — сказала я. «Иной раз хорошо выслушать более подробный рассказ, прежде чем составить себе окончательное суждение», — ответила она и позвонила Жанне. — «Эта история с нашей соседкой заинтересовала меня, — сказала она. — Вы знаете, почему он бежал и бросил ее?» Жанна пожала своими широкими плечами. «Старая история, сударыня», — ответила она с коротким смешком. «Кто же?» — спросила хозяйка. «Жена Савари, точильщика, прекрасного мужа. Канитель тянулась несколько месяцев». — «Спасибо, Жанна». Когда Жанна вышла, хозяйка обратилась ко мне, говоря: «Каждый раз, как я слышу о дурном поступке мужчины, я заглядываю за угол — не скрывается ли там женщина. Когда я вижу плохую женщину, я слежу за ее глазами. Я вижу, что она ищет себе товарища. Природа всегда создает пары».