Разговор в аду между Макиавелли и Монтескье - [11]

Я, Макиавелли, нарисовал вам весьма приблизительную картину тех учреждений, что процветают сегодня в современных государствах, в особенности в моем прекрасном отечестве. И поскольку гласность — одна из основ свободы народа, то все эти учреждения не просуществовали бы долго, если бы их деятельность не освещалась ярким светом общественного мнения. Тип власти, совершенно неизвестный в вашем столетии и образовавшийся в мое время, сейчас начинает интенсивное существование. Это пресса, столь долго недооцененная, по сию пору обвиняемая невеждами во всех грехах, та пресса, к которой вполне применимо прекрасное высказывание Адама Смита о кредите: «Это голос народа». И впрямь, этот голос освещает все развитие идейного мира современных народов. Пресса имеет в государстве функции, подобные полицейским. Она выражает потребности, оглашает жалобы, разоблачает злоупотребления и произвол; она принуждает к нравственному поведению всех носителей власти. Для этого достаточно высказывать им в лицо общественное мнение.

Макиавелли, разве найдется в устроенном подобным образом обществе место честолюбию государя, деяниям тирана? Мне прекрасно известно, какие мучительные катаклизмы сопровождают завоевания. Во Франции свобода, утопленная в крови революцией, ожила вновь только вместе с реставрацией. Грядут новые потрясения; но все основы, все учреждения, о которых я вам поведал, стали уже частью нравов Франции и всех тех народов, которые можно назвать культурными. Я кончил, Макиавелли. Государства управляются теперь только по законам справедливости. Нынче министр, следующий вашему учению, не удержался бы и года у власти. Монарх, возжелавший употребить на практике максимы вашей книги о государе, навлек бы на себя возмущение подданных; от него отвернулась бы вся Европа.

Макиавелли

Вы так думаете?

Монтескье

Вас рассердила моя откровенность?

Макиавелли

Нет, отчего же!

Монтескье

Могу ли я надеяться, что вы хоть отчасти изменили свой образ

мыслей?

Макиавелли

Я позволю себе шаг за шагом разобраться во всех тех замечательных вещах, о которых вы говорили, и доказать вам, что и сейчас смысл имеют только мои уроки, невзирая на новые идеи, нравы, на ваши так называемые принципы государственного права, на все учреждения, о которых вы только что говорили.

Но позвольте прежде обратиться к вам с вопросом: до какого момента знакомы вы с новейшей историей?

Монтескье

Знания, полученные мною о различных государствах Европы, простираются до конца 1847 года. Блуждая по этим бескрайним равнинам в толпах отлетевших душ, я не встретил ни одной, которая поведала бы мне что-либо о последующем времени. Спустившись в царство теней, я провел приблизительно полстолетия с народами древности и не более чем четверть века назад столкнулся с толпами современных народов. При этом большинство из них происходило из отдаленнейших стран. Я даже не знаю толком, какой нынче год на земле.

Макиавелли

Вы убедились, Монтескье, здесь последние становятся первыми! Государственный деятель средневековья, политик варварской эпохи знает, оказывается, об истории современности больше, чем философ восемнадцатого века. Сейчас тысяча восемьсот шестьдесят четвертый год от Рождества Христова.

Монтескье

Не будете ли вы так любезны, Макиавелли, поведать мне — я очень вас прошу! — о том, что случилось в Европе с 1847 года?

Макиавелли

Если позволите, я сделаю это не прежде, чем доставлю себе удовольствие разбить вдребезги все ваши теории.

Монтескье

Как вам угодно. Но поверьте, меня это не заботит. Для того, чтобы изменить основы и форму правления, к которой привыкли народы, потребуются столетия. Новое учение о государстве никак не могло возникнуть за последние пятьдесят лет, а если бы оно и возникло, то все равно не победило бы учение Макиавелли.

Макиавелли

Вот как вы думаете! Послушайте же меня.

Разговор четвертый. Воля народа

Макиавелли замечает: принцип суверенитета народа таит в себе немалую взрывчатую силу — Политика уравновешивания властных функций не в состоянии ликвидировать классовые противоречия (богатые — бедные) — Суверенитет народа способен нарушить любую стабильность и привести к революции и анархии

Макиавелли

Когда я услыхал о вашей теории разделения властных функций и о тех благах, которыми ему обязаны европейские народы, я не мог, дорогой мой Монтескье, скрыть удивление по поводу того, как система может ослепить даже самые высокие умы.

Введенный в заблуждение английским законодательством, вы полагали, что можете создать из конституционного режима панацею для государств. Но вы не учитывали закономерного развития, которое сегодня отрывает сообщества от вашей вчерашней традиции. Не пройдет и двух столетий, как эта форма правления, которая вас так восхищает, станет в Европе не более чем историческим воспоминанием, устаревшим и не имеющим более силы, наподобие учения Аристотеля о трех единствах[18]. Позвольте мне, прежде всего, испытать ваш государственный механизм как таковой. Вы уравновешиваете три властных функции, предоставляя каждой свою сферу. Одна создает законы, другая их издает, третья исполняет. Государь властвует, министры правят. Чудесная штука эти конституционные качели! Вы предусмотрели и урегулировали все, кроме развития. Результатом подобной системы стала бы безынициативность; исправно функционируя, она привела бы к застою. Но в действительности события развиваются иначе; при первой же возможности движение остановится само собой, сломав одну из столь заботливо выкованных вами пружин. Неужели вы впрямь верите в то, что власть долго будет придерживаться установленных вами конституционных границ, не перейдя их в один прекрасный день? Где вы видели независимое законодательное собрание, не стремящееся к суверенности? Где вы видели власти, не стремящиеся ограничить общественное мнение? Где видели вы прежде всего государя или президента республики, который без долгих разговоров согласился бы играть пассивную роль, на которую вы его обрекаете, не питая втайне надежд опереться на противоборствующие силы, которые обеспечили бы ему свободу действий? В действительности вы только стравливаете все противоборствующие силы, побуждая их к конфликтам, вооружаете все партии. Вы отдаете власть в руки любому честолюбию и делаете государство ареной схватки всех партий. В короткое время все придет в упадок. Болтливые ораторы превратят законодательные собрания в словесные турниры. Наглые журналисты, необузданные памфлетисты ежедневно станут подвергать нападкам личность правителя, дискредитировать правительство, министров, государственных чиновников…