Разгадка тайны Стоунхенджа - [71]

Где предки спят, чьи алые костры

Пылают для меня за черной мглой.

Здесь много дней брожу я наугад,

Их древностью свой насыщая взгляд.

Я в них ищу Истории весну —

Кремень, и бронзу, и железный век.

Нам пролагая путь, здесь вел войну

С природой первобытный человек.

Войти бы в мозг — тревожный, смутный, тесный —

Того, кто землю кровью оросил

Здесь, на равнине Солсбери чудесной,

Прося о милости стихийных сил,

И, словно Калибан Шекспира бессловесный,

Безропотно судьбы удары выносил.

И еще я вспоминал, как другие рисовали себе назначение и историю Стоунхенджа, и сколько вокруг него сплеталось теорий — многие из них были гораздо древнее, чем рассказ Джоффри Монмутского о том, как Мерлин «с радостью» перенес его из Ирландии.

Стоунхендж: памятник предательски убитым воинам… дворец северных владык… капище древних богов? Буддийское святилище… друидический алтарь… круг для поединков… замок королевы? Место, где встречались летающие блюдца? Сигнал с земли небесам? Кладбище… суд… больница… рынок… скотный двор? Ратуша… школа… колледж… собор? Хранилище неведомых тайн погибшей Атлантиды? Храм… место поклонения змеям или духам… вход в царство мертвых? Памятник жизни в мире живых? Обсерватория?

Очень многим из этого он не был, но многим был. Чем же именно?

Много веков назад он, несомненно, был для людей очень важен и нужен, а потом водоворот жизни унесся прочь, и его назначение, функции и возможности были забыты, как и его мертвецы. И долгие столетия он пребывал в безмолвии, покинутый и таинственный[31]. Величайший из европейских мегалитических памятников, превосходящий Озимандию Шелли и еще более безмолвный, казалось, до скончания века сохранит великие секреты былого.

В последнее время, как показывает эта книга, некоторые из его секретов были разгаданы. Археология и родственные ей науки узнали кое-что о том, кем, когда и как он был построен; астрономия же отчасти дала ответ на вопрос «зачем». Но так много еще остается неузнанного!

Я думал: «Как ни поразительно то, что уже удалось узнать, будущее может принести еще более поразительные открытия». Я даже еще сильнее ощутил то уважение к строителям эпохи неолита, которое возникло у меня, когда электронно-вычислительная машина впервые обнаружила замечательное хитроумие и точность расположения их земных визиров для наблюдения небесных тел. И я подумал — в шутку и все-таки всерьез: «Все книги о Стоунхендже или о других мегалитических сооружениях следовало бы снабжать посвящением: «Человеку каменного века — непонятому, оклеветанному и недооцененному». Сам я не поставил такого посвящения только по одной причине: хотя я как будто не могу сказать, что недооцениваю его или клевещу на него, я твердо знаю, что не понимаю его. А кто понимает?

И тем сведениям, которые были получены в Стоунхендже, верят далеко не все. В прошлом году один мой бостонский коллега спросил у английского высокопоставленного чиновника, имеющего касательство к древним монументам: «Что вы думаете об открытиях профессора Хокинса в Стоунхендже?» В ответ было сказано: «Я слышал об этих открытиях, но не верю в них. Видите ли, древние британцы не могли быть настолько умны». Собственно говоря, между 6000 и 2000 годами до н. э. люди в разных областях мира изобрели и начали применять плуг, колесо, пандус, рычаг, парус, арку, процессы прядения и тканья, гончарный круг, выплавку меди, изготовление стекла и пивоварение — и это лишь немногие из бесчисленных свидетельств их «ума». Однако старые представления о доисторических людях, как о неуклюжих нескладных неандертальцах, которых скорее можно причислить к животным, очень живучи.

Французский философ и священник Пьер Тайяр де Шарден как-то сказал, что «с точки зрения органики» способности наших далеких предков «были, возможно, равны нашим. Самое позднее к середине последнего оледенения люди достигли такого выражения своих эстетических талантов, которое требовало разума и восприятия, еще не превзойденных нами».

Он, конечно, имел в виду такие шедевры, как пещерные рисунки в Ласко.

А я, стоя среди этих точных кругов и гигантских камней, расположенных по строжайшему плану, подумал, что наши далекие предки продемонстрировали высочайшую степень развития разума и восприятия не только в произведениях искусства.

Мы многое узнали о логических «научных» способностях мегалитических строителей. Давно захлопнутая книга Стоунхенджа чуть-чуть приоткрылась. Быть может, благодаря дальнейшим исследованиям, более глубокому пониманию и некоторой удаче мы сможем приоткрыть ее еще шире.

Девяносто лет назад Генри Джеймс создал одно из самых проникновенных описаний Стоунхенджа. В его эпоху Стоунхендж был «довольно приевшимся объектом паломничества праздных зевак», где устраивались пикники и совершались «возлияния пивом на месте грозных алтарей».

Но, писал он, «величественную тайну этого места еще не удалось опошлить… Нам досталось испить гармонии его торжественного уединения и нигде не запечатленного прошлого. Он так же одиноко возвышается в истории, как и на этой необъятной равнине, чьи зеленые волны, откатываясь от него, словно символизируют долгие столетия, оставившие его непостигнутым и необъясненным. Можно задать сотню вопросов этим грубо обтесанным великанам, склонившимся в угрюмом созерцании над своими упавшими сотоварищами, но ваше любопытство умирает в безграничной солнечной тишине, которая их одевает, и загадочный монумент с его потаенными воспоминаниями превращается всего лишь в волнующую душу картину в краю картин. Он удивительно живописен. Я готов просидеть здесь весь летний день, следя, как укорачиваются и снова удлиняются его тени, и предаваясь восхитительным сравнениям долговечности мира и краткости индивидуального опыта. В Стоунхендже есть что-то почти успокаивающее, и если вы склонны думать, что жизнь неглубока и мы скоро доберемся до основы всего сущего, эти древние серые столпы напомнят вам о неизмеримой глубине Времени».