Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой - [85]

Это были, пожалуй, наиболее показательные примеры ущербности экономической политики хунты и несостоятельности авторитарных методов управления. Кроме того, стоит упомянуть и о мегаломании Пападопулоса – в частности, о его мечтах о восстановлении на 300-метровой высоте Колосса Родосского и планах по строительству в центре Афин гигантского собора, превосходящего по своим масштабам и величию Храм Святой Софии в Константинополе и увековечивающего Национальную революцию и самого Пападопулоса.

Что касается программы жилищного строительства, о которой часто говорят как о большом достижении военного режима, то она началась в Греции задолго до полковников. Я уже писал, например, что мои родственники из Каритены перебрались в дома, построенные в афинских районах Филотеи и Патиссия. Семьи, приехавшие из Америки с деньгами, покупали свои новые дома. Другие получали строительные кредиты. Все это происходило при Папагосе и Караманлисе, потому что в это время шло активное жилищное строительство. Моя собственная мама примерно в то же время строила дома в Старом Психико. Именно тогда у людей появились сбережения, которые многие из старых и новых горожан начали вкладывать в недвижимость. И в этом смысле при полковниках продолжилась уже начатая ранее программа.

Только в 1973 году, когда монархия в Греции была упразднена, а экономическая ситуация ухудшилась и Пападопулос стал искать возможности для политического маневра, он все-таки смог ненадолго привлечь к работе экономиста Маркезиниса, поручив последнему сформировать новое правительство. Однако большой роли Маркезинис в этот период не сыграл, потому что через семь или восемь месяцев Пападопулос был смещен со своих постов Иоаннидисом и все попытки профессионализации экономического управления на этом закончились.

Короче говоря, я глубоко убежден, что военная хунта в Греции продержалась у власти семь лет только потому, что получала значительную военную и экономическую помощь от США. Если бы не было ни этой помощи, ни инерции созданного другими правительствами магистрального тренда, полковники никогда бы самостоятельно не справились с экономическими проблемами, стоявшими перед Грецией.

Военные в правительстве Пападопулоса были стопроцентно неадекватны и не могли проводить нормальную государственную политику не только в области экономики, но и вообще в любой области, потому что у них не было ни необходимого гражданского опыта планирования и оценки результатов, ни стремления к достижению политических компромиссов (или соответствующего умения приходить к ним путем переговоров), ни способности к политической самоорганизации, ни навыков формирования работающих правительств. Если бы это было не так, в Греции за семь лет правления хунты не сменились бы шесть правительств. В общем, я хорошо помню, как выразился об этих военных авторитетный историк Псомиадис: «Это плебейская шайка второсортных армейских офицеров», и я целиком и полностью согласен с этим мнением.

Напомню в этой связи, что полковники пришли к власти в Греции не в период экономического кризиса или тотальной разрухи, а в период активного экономического роста, и, следовательно, они не могли обосновывать осуществленную ими узурпацию власти экономическими соображениями. Поэтому хунта всеми силами старалась преувеличить коммунистическую угрозу, выставляя себя защитниками порядка и стабильности. Между тем за коммунизм и анархию они принимали растущую политическую активность населения, или, выражаясь научным языком, политическую мобилизацию гражданского общества, выходившего на многотысячные демонстрации в поддержку намерений Г. Папандреу провести в жизнь некоторые реформы, направленные на модернизацию страны.

В частности, когда демонстранты на улицах Афин скандировали «Один-один-четыре!», они имели в виду статью 114 греческой Конституции, объявлявшей источником власти и суверенитета народ, а не королевский дворец, и уж тем более не армию. Эта активность была закономерным выражением интересов греческого общества и особенно той его части, которая была лишена голоса на протяжении всего послевоенного периода. Крайне правые военные эти интересы игнорировали, не желая идти ни на какие компромиссы. Кстати, точно так же их игнорировала королевская семья, не желавшая ничего менять в стране и стремившаяся сохранить свои привилегии и политический контроль. В середине 1960-х годов все это было жутким анахронизмом, хотя и довольно типично. (Не так ли сопротивлялась реформам, ограничивающим абсолютизм, царская чета Романовых в России? Это весьма недальновидно, и заканчивается подобная политическая слепота, как правило, трагично.)

К моменту, о котором я пишу, необходимость в изменениях в Греции давно назрела, но даже скромные попытки Г. Папандреу модернизировать отдельные области греческой жизни, например провести реформу в области образования, оказались неприемлемыми для военных, отменивших все меры правительства центристов в этой области после своего прихода к власти в апреле 1967 года. Что уж говорить о попытке Папандреу летом 1966 года встать во главе военного ведомства – т. е. фактически поставить военных под гражданский контроль. Король, увидевший в этом шаге премьер-министра покушение на свои властные прерогативы, немедленно обвинил его в попытке организовать заговор и разрушить греческие вооруженные силы. Одновременно было запущено упоминавшееся мной расследование об участии младшего Папандреу в «левом заговоре» в армии.