Разделяй и властвуй - [6]

Вообще колоссальная трудность вести войну не только с Помпеем, но и со всей республиканской партией, была для него всегда ясна; и это видно по самому ходу войны: гибнет с Курионом его войско в Африке, гибнут отряды в Иллирике, сам он терпит тяжкое поражение от Помпея при Диррахии и с трудом спасается от него в Фессалии; в большой опасности он находится и в Александрии; Африканская кампания началась с поражения при Руспине, которое могло бы окончиться полным крахом; сражение с сыновьями Помпея при Мунде было выиграно только с большим трудом, так что Цезарь уже готов был покончить с собою. К этому присоединялись неоднократные восстания в его собственных войсках. Да и само население Рима и Италии, как ни гуманен он был во время своего Италийского похода, очень дорожило идеей республики и свободы, видя ее воплощение в сенате, и потому относилось к нему подозрительно, особенно после взлома государственного казначейства и угроз защищавшему его народному трибуну Метеллу, так что, выступая из Рима в Испанию против легатов Помпея, Цезарь не решился даже обратиться с речью к народу.

Дальнейшая история деятельности Цезаря вплоть до его убийства, собственно, выходит за пределы нашей темы, и потому мы изложим ее с возможной краткостью.

Стремясь к полному единовластию, Цезарь не только относится с полным пренебрежением к сенату, но не уважает и демократических учреждений. Так, он смещает неугодных ему народных трибунов Цесетия и Марулла, нарушает основные права комиций, которые теперь должны беспрекословно избирать его собственных кандидатов на должности. Мало того, в последний год своей жизни он назначает высших магистратов на несколько лет вперед; далее он оставляет в составе присяжных только сенаторов и всадников и исключает плебеев – эрарных трибунов, входивших в него со времени первого консульства Помпея (70 г. до н. э.); он распускает демократические клубы, учрежденные Клодием, а главное – он сосредоточивает в своих руках все высшие государственные должности вместе с трибунской властью и пожизненной диктатурой, которая и вообще была немыслима в прежнем республиканском строе и стала особенно одиозной со времени Суллы. Кончилось дело тем, что он вооружил против себя даже своих ближайших помощников, которые выросли в атмосфере большой республиканской свободы, а теперь оказались простыми адъютантами и чиновниками всемогущего властелина. Началось дело с отпадения еще в начале гражданской войны его главного легата Лабиена и кончилось заговором на его жизнь со стороны его близких «друзей».

Вводимый Цезарем государственный строй погиб вместе с ним и вызвал новую, еще более ожесточенную гражданскую войну, по окончании которой усыновленный им Октавиан (Август) пошел по следам не столько своего предшественника, сколько Помпея.

III

Помимо политических дарований, Цезарь пользовался заслуженной славой одного из первых ораторов Рима, что было отмечено уже Цицероном («Brutus», § 249 и сл., 261 и сл.). Как и Цицерон, он в молодости учился у знаменитого родосского оратора Молона. Можно очень пожалеть, что до нас не дошло ни одной из его судебных и политических речей, но о силе его ораторского таланта могут свидетельствовать речи, вложенные в уста действующих лиц его мемуаров, особенно Ариовиста («Bell. Gall.», I, 34, 36). Критогната (там же, VII, 77), Куриона («Bell. Civ.», II, 31, 32), или, например, его собственная речь к войску перед походом на Ариовиста («Bell. Gall.», I, 40).

Но по характеру своего красноречия Цезарь отличается от Цицерона; последний гордился своей copia sententiarum verborumque («обилием мыслей и слов»), причем, однако, обилие слов у него часто преобладало над обилием мыслей; кроме того, он не мог вполне отрешиться от так называемой «азианской» щеголеватой манеры, усвоенной им в молодости, причем он очень любил метрические концы периодов и их частей; он имел основания считать себя оратором патетическим, но его пафосу была в высокой степени свойственна несколько крикливая преувеличенность и сентиментальность.

В противоположность этому стиль Цезаря отличается большой простотой и сжатостью, не впадая, однако, в сухость, причем общая простота нисколько не исключает разнообразия нюансов: где нужно, этим простым стилем отлично изображается патетическое (ср. рассказ о гибели Аурункулея и Титурия в «Bell. Gall.», V, 36, 37), а местами, в соответствии с содержанием, изложение принимает как бы кинематографическую быстроту (ср. особенно описание быстрого наступления нервиев в «Bell. Gall.», II, 19).

Бросается в глаза также уверенный и спокойный тон изложения, что дало основание известному знатоку античной художественной прозы Э. Нордену назвать цезаревский стиль «stilus imperatorius».

Вследствие этого оба мемуара Цезаря, предназначенные, собственно, для римских политиков, благодаря красоте изложения представляют большой интерес и для широкой публики, особенно в описании тогдашней Галлии, Германии и Британии.

IV

Что касается мемуаров самого Цезаря и его продолжателей, следует упомянуть, что «Записки об Испанской войне» («Bellum Hispaniense»), принадлежащие какому-то низшему офицеру Цезаря, дошли до нас в таком неисправном виде, что пришлось отказаться от их перевода. В основу перевода его «Галльской войны» было положено издание Кюблера, а для «Александрийской войны» – Вельфлина, но отдельные уклонения от текста Кюблера и Вельфлина восходят к специальным комментариям Мойзеля к «Галльской войне» (Берлин, 1919–1920) и к «Гражданской войне» (Берлин, 1906). К сожалению, мне был недоступен первый том «Записок о Галльской войне» в издании Мойзеля и также комментарии Шнейдера к «Александрийской войне» (Берлин, 1888).