Разбуди меня рано [Рассказы, повесть] - [17]

6

На другой день рано утром, когда по тихим улицам стекались в поле с протяжным мычанием коровы и пастух звонко щелкал кнутом, к звукам и шумам пробуждающейся деревни присоединились дружные стуки топора, всплеск рубанка, жиканье пилы. Это шабашники поправляли коровник.

Работали они, не замечая усталости, с утра до позднего вечера. Костя снова замолк, не навязывался на разговор, по вечерам, нарядившись, уходил из избы. Степан понимающе спрашивал взглядом, а Костя поспешно, будто ждал, переводил мысли Степана в слова:

— Пока нет. Присматриваюсь.

Несколько раз в течение первой недели забегал на несколько минут председатель Иван Кириллович. Этот невысокий человек с ясными голубыми глазами и с прыгающей походкой хорошо разбирался в плотничьем деле. И Степан опять вспомнил про то, как легко согласился председатель выдать им ту сумму денег, которую они предложили. Напрашивалось само собой: «Наверно, колхоз богатый». Но Степан не догадывался, что Иван Кириллович, слушая ровного в разговоре Степана, чуткого к словам Костю, думал: «Авось не разорюсь. Может, и останутся они у меня постоянно. А не мешало бы. Мастера! А такие сейчас нужны, ой как нужны».

— Но верю я ему что-то сомневался Степан.

Костя, занятый любовными делами отмахивался.

— Ну и запугал тебя милиционеришко! Трясешься весь.

— А у тебя только одно в голове, — сердился Степан.

— Хошь, подыщу? — смеялся Костя. — Есть у меня тут одна на примете. Тебе как раз подойдет, по всем статьям баба во!

— Ладно ты уж, иди, — говорил Степан, вздыхая.

Последние три дня работу заканчивали раньше обычного: Косте нужно было.

— Для важного дела. Момент такой интересный надвигается, — говорил он, посмеиваясь, и, наряжаясь в чистую рубаху, уходил, а Степан, чтоб не скучать, взялся поправлять покосившиеся ворота.

Хозяйка дома, старуха лет шестидесяти, крепкая и коренастая, толкалась рядом, все хотела помочь. На Костю она смотрела косо, а как-то, разжав в улыбку сухие губы, сказала:

— Кобель он порядочный.

Степан взглянул на старуху и громко рассмеялся. Старуха недоуменно вытянула подбородок, подумав, тоже закашлялась от смеха, потом спросила:

— А ты не такой?

— Нет… — Он смутился, что сказал все же не то, но когда старуха подмигнула по-молодому: «А может, подыскать? У нас тут есть такие», Степан уже твердо повторил: — Нет, не надо. — И перевел разговор на другое: — Ты мне инструмент собиралась показать. Можно?

— А чего же нельзя? Это я сейчас.

Она вскоре принесла из сарая деревянный ящик с инструментами. Степан порылся в них, достал плоскогубцы, совсем новые, чистые, с некоторым удивлением спросил:

— Откуда они у тебя, бабка Матрена?

— От мужа покойного остались, а можно сказать — и от сына. Он тоже этим делом баловался. — Она вздохнула. — Недолго прожил. Убитый он у меня на войне… Есть дочка, но та далеко проживает… Одна вот я теперь… А за ворота спасибо.

— Ну, спасибо рано говорить. Я их еще недоделал… Вон правый столб надо поправить.

— Да ты уж завтра… Пойдем почаевничаем.

Она впервые пригласила его к своему столу, и Степан смутился. Но бабка Матрена настояла на своем:

— Да ты не привередничай, не дома. Чем могу, тем угощу. Не обессудь.

Она вытащила откуда-то бутыль с самогонкой, принесла огурцы, помидоры, жареный картофель.

— Пей. — Она поднесла Степану стакан самогонки. — И я вместе с тобой выпью, с устатку.

— Зачем же вы работаете? — поинтересовался Степан. — Ведь вам, кажется, пенсию сейчас выплачивают.

— Вот то-то и оно! — обрадованно подхватила бабка Матрена. — Председатель-то наш Иван Кириллыч то же самое говаривал. И я согласная была, отсидела на этой самой пензии цельный месяц, а может, поболе, не упомню… А тут беда с коровами стряслась, пришли за мной: выручай, мол, бабка Матрена, пропадем без тебя. Ну, и пошла. И втянулась… Молодых наставляю… Пока ноги двигаются, поработаю. Вот уж занеможется, тогда уж поневоле придется… Тебе еще налить? Ты пей, ешь, не стесняйся, я народ трудолюбивый уважаю…

Послышался стук в дверь — заглянул председатель. Старуха всплеснула руками, подалась из-за стола к дверям навстречу.

— А мы, Кириллыч, только что добрым словом тебя поминали. Присаживайся, выпей за компанию. Поди, тоже за день-то набегался, еле ноги ходят.

Председатель прошел к столу, сел, принял из рук бабки Матрены стакан самогонки.

Он выпил, захрустел огурцом, потом, прищурившись, спросил:

— Не догадываешься, бабка Матрена, зачем я пожаловал?

— Нет, ума не приложу… Да и чем же я тебя прогневила, Кириллыч? — растерялась окончательно старуха, замахала руками. — Да не гляди ты на меня так. Скажи, не мучь.

Председатель кивнул в окно:

— Тебе, бабка Матрена, видать, тяжело было ко мне подойти, попросить, чтоб ворота поправили, со стороны человека взяла. Вот, мол, полюбуйтесь, от председателя помощи не дождалась, нанять пришлось… До осени дотерпеть не могла.

— Ой, что ты говоришь! — всплеснула руками старуха.

— Она тут ни при чем, — вступился Степан. — Я виноват.

— Вы не защищайте ее. Бабка Матрена любую ругань мою выдержит, она у нас на этот счет крепкая, обиды не держит.

— Да я ж ему говорила, а он не послушался. Сам желание изъявил, — оправдывалась старуха, весело поглядывая на Степана.