Разбойник - [4]

— Махметку так и так придется убирать… пускай это сделает Кичим, — не сразу ответил монах.

— Вот только обойдется это не дешево, — возразил собеседник.

— Не дешево, — согласился старик. — Но не дороже серебра.

— Думаешь, все получится?

— Уверен. Перегрызутся, как дворовые псы из-за кости с мозгом, — усмехнулся старик.

— Пятнадцать тысяч! Сто пятьдесят пудов серебра — хорошая кость. Может, не стоило платить выход всем сразу?

— Опять ты за рыбу деньги! Выход уплачен.

— Страшно, — покачал головой Роман.

— Что страшно? Что хана Орды мы утверждаем? — властным голосом спросил старик. — Таки того и добивались все эти годы. И не в первой нам ставить своих ханов. Вспомни Узбека… Хотя о чем это я? Молод ты, что бы царя природного помнить… настоящий был царь!

— Все одно, опасаюсь я, что не будет в Орде свары, — продолжал упорствовать Роман.

— Поможем воинами Кичиму, он и ударит. А по весне, пойдешь в Булгар. Дашь тамошнему хану поминок, и слова нужные нашепчешь. Пускай наймет воинов, если хочет стать царем в Орде.

— И этот тоже? — очень удивился Роман.

— Что прав у него нет? — недобро усмехнулся старик. — Времена ноне другие. Кто силен, тот и прав. Главное, не до Руси поганым[6] будет. А от эмиров-изгоев мы как-нибудь отобьемся.

— Резанскому князю это не понравится.

— А мы его спрашивать не станем. Послухи мне докладывают, что послы от Махметки были у Ивана Федоровича. Тайно. Сулили многое, лишь бы только помощь оказал.

— И что князь?

— Хитер князь аки лис. Все простачком прикидывается, но понимает, что Махметке верить не след. Обманет, как пить дать. И Кичим на Резань зуб давно точит. Ему, куда не кинь — всюду клин. Как не крути, а без Москвы резанцу свое княжество не отстоять. Ты вот чего, под видом простого воина пойдешь с московским боярином в наезд[7] на хинови[8]. Присмотри там за нашим служилым князем. Особо вызнай, о чем он с бусорманами говорить станет. Если вдруг переманивать к себе начнут…

— Понял, — криво усмехнулся Роман, хватаясь за костяную рукоять булатного кинжала.

— Серафим живой ли? — вдруг спросил монах, протягивая руку к ларцу. Осторожно открыл украшенную «узорочьем» крышку и достал из недр ларца несколько свитков.

— Живой и здоровый, — Роман развел руками. — Чего ему станется.

— Отправишь его в Литву. Людей подбери верных. Казну повезет Серафим, — сообщил монах, незаметно наблюдая за реакцией Романа, но воин отреагировал на новость совершенно спокойно. — Грамотку вот возьми, пускай Серафим передаст лично в руки Сведригайло, а на словах пусть шепнет, что серебра мы дадим не жалеючи, вот только должен он договориться с великим магистром. И если у него не сладится с орденом, то серебра ему не видать. Пусть так и скажет.

— Литва и Орден? Занятно, — Роман усмехнулся в густые усы. — Серебро делает врагов друзьями.

— А друзей — врагами, — добавил монах. — Есть еще одно поручение. Сам решай, кого пошлешь. Нужно в Псков сбегать. Отвезти поминки боярам, что держаться руки московского государя. Евфимий ноне собрался наместника своего поставить в Пскове. Пусть бояре псковские подумают хорошо. Можешь обещать им, что Ордену и Литве не до Пскова будет ноне, но если плохо думать будут бояре, то все может иначе случиться…

— Так Серафим и сбегает в Псков. Он справится. А людей я верных пошлю с ним, проверенных, — не раздумывая, предложил Роман.

— А теперь ступай, — монах повелительно махнул рукой, отпуская Романа. — Поутру отправляйся в вотчину Прокопия, он тебя примет. Серафим же пускай отправляется не мешкая.

Как только за посетителем закрылась дверь, в келью прошмыгнул невзрачный мужичок в черной рясе из домотканого сукна.

— Ерошка! Покличь Востру саблю, — отдал распоряжение старец своему секретарю.

Мужичек мгновенно исчез за дверью и, пока он отсутствовал, старец успел развернуть кусок темно-вишневого сафьяна, в который был завернут ярлык хана, писанный на плотной лощеной бумаге из шелка, склеенной из нескольких частей. Сорвав царскую печать в виде трех квадратов, вписанных друг в друга, он начал читать. Для этого ему пришлось одеть очки. Занятную штуку прислали ему из Царьграда. Зрение у монаха отменное, высоко в небе он мог различить клюв у сокола, а вот читать не мог — близко видел плохо, а в очках — милое дело.

Царь грозил московскому князю многими карами за предательство, укорял в поддержке соперников и настойчиво напоминал, кому московский государь обязан своим положением. В конце письма, царь требовал еще серебра, втрое прежнего. Это понятно. Сколько волка не корми…

— Эк разобрало болезного, — усмехнулся старик, откладывая в сторону лист бумаги.

После смерти Витовта,[9] Великого князя Литовского, судьба его ставленника была предрешена.

Пускай царь помогает Свидригайло[10], отправив ему на помощь своего тестя и зятя с крупными отрядами воинов. А вот личное присутствие царя в войсках князя Литовского и Русского — не желательно. Хорошо бы выманить царя из-под Киева. Как это сделать — известно.

Да, связь: Махмет — Свидригайло — и его ставленник митрополит Киевский и Всея Руси Герасим[11] опасна для Москвы. Очень опасна. Патриарх Константинопольский утвердил митрополитом Герасима в надежде, что последний поддержит унию.