Разбойник Кадрус - [26]
— Какая гнусность! — вскрикнул Жорж.
— Почему? — спросил Фоконьяк, удивленный негодованием своего друга.
— О, какая низость! — прошептал Жорж. — Увлечь с собой в круг бесславия молодую и чистую девушку, которая ничего не понимает в жизни!
— Чего тебе церемониться? — удивился Фоконьяк. — Почему не поступить с ней, как с остальными? Когда она тебе надоест, брось ее. Разница только в том, что у этой девочки, говорят, миллионов тридцать. Взять такое приданое что-нибудь да значит. Чтобы промотать подобное состояние, нужно много времени, так что ты долго будешь составлять счастье своей инфанты.
— Никогда! — перебил Жорж. — Никогда не сделаю я подобной гнусности… Я даже запрещаю тебе говорить мне о Жанне.
Тон, которым Жорж произнес эти слова, заставил Фоконьяка замолчать. Он только подумал: «Решительно, мой любезнейший друг становится идиотом. Я скоро куплю ему прялку взамен его знаменитого ножа».
Глава XXI
КАК ФОКОНЬЯК ПО-СВОЕМУ ПОНЯЛ ЖЕСТЫ НАПОЛЕОНА
С судебным следствием случилось то, что должно было случиться. Оно зашло в тупик. Император не узнал ничего, кроме того, что в окрестностях Фонтенбло орудуют «кроты». Он разругал Савари, Фуше, всю полицию и на следующий день после преступления приказал устроить охоту. Под этим предлогом он хотел сам осмотреть хижину, где произошло убийство. Среди приглашенных значились Фоконьяк и Жорж. После беседы с Фуше они были в большом фаворе.
Когда император удовлетворил свое любопытство, лично осмотрев место преступления, охота началась. Сначала все шло хорошо. Однако сразу после походного завтрака разразилась сильная гроза. Император успел укрыться в какой-то хижине. Под одной крышей с ним оказались человек десять, включая обер-егермейстера и Савари. Наполеон — надо отдать ему должное — губил на войне сотни тысяч, но страшно боялся, как бы его камердинер не схватил воспаление легких. Поэтому он велел отпустить всю свиту искать себе укрытия от дождя. Человек сто придворных сразу же разбрелись по окрестностям. Остались только Фоконьяк и Жорж. Гасконец, человек находчивый, нашел дуб с широкой кроной, раскинул на ветвях свой плащ, соорудив импровизированную палатку. Жорж последовал его примеру. Так они верхом на лошадях пережидали грозу. Маршал Бертье увидел их из хижины и улыбнулся:
— Государь, — сказал он, — вот эти два оригинала, которые просят у вас полк. Они доказывают вам, что умеют стоять на бивуаках.
Наполеон рассеянно взглянул на дуб, и, заметив лицо Фоконьяка, рассмеялся.
— Этот похож на Дон Кихота, — заключил он. — А как зовут его товарища?
— Кавалер де Каза-Веккиа, сир, — ответил Савари.
— Старинная ломбардская фамилия?
— Да, государь.
— И вы говорите, что он хочет полк?
— Он упорно утверждает, что Каза-Веккиа, хоть и незаконнорожденный, может принять только полковничий чин, у этого молодого человека невероятные амбиции.
— У него умный и храбрый вид, — заметил император.
Он понюхал табаку. Савари наблюдал за ним. Император сделал легкий жест рукой, все отошли, и Наполеон сказал генералу:
— Когда у вас возникнет трудное дело, требующее мужества, поручите его этому дворянину. Он хочет чин полковника, так пусть его заслужит.
Очевидно, император хотел привязать к себе человека с таким знатным именем. Савари лукаво улыбнулся.
— Слушаюсь, государь, — сказал он.
«Везет же этим дворянам! — подумал он. — Знатное имя, герб, даже незаконнорожденного, обеспечивают карьеру при дворе Наполеона Первого, коронованного солдата, который хочет разыгрывать роль дворянина и корчит из себя Людовика Четырнадцатого!»
Император, походив по хижине, — придворные жались к стенам, чтобы дать ему дорогу, — наконец, остановился у окна. Там, по своему обыкновению, он стал стучать пальцами по стеклу, глядя на капли дождя.
— Жорж, — тем временем сказал гасконец, — мы промокнем до нитки, но, если хочешь, давай зайдем в хижину.
— Ты с ума сошел. Император велит нас выгнать.
— Ты ошибаешься. Он улыбается нам и стучит в стекло, приглашая войти.
Не дожидаясь возражений своего друга, он слез с лошади, привязал ее, потом спросил:
— Ты пойдешь?
— Но что ты ему скажешь? — заметил Жорж.
— Навру что-нибудь.
Жорж был слишком смел, чтобы отступить, и слишком беспокоился за своего друга, так что он пошел за гасконцем.
Фоконьяк смело вошел и подошел прямо к императору. От такой дерзости придворные побледнели. Наполеон нахмурился, видя вопиющую бесцеремонность. Гасконец поклонился раздраженному императору и сказал:
— Государь, мы с товарищем пришли спросить, кого из нас зовете. Или требуете к себе обоих?
В эту минуту Жорж поклонился с тем изяществом, которого не хватало новоиспеченным выскочкам двора. Пока Наполеон молчал, пораженный манерами Жоржа, Фоконьяк, согнувшись пополам, продолжал:
— Если ваше величество звали нас, то мы всецело к вашим услугам.
— Вы ошибаетесь, — строго сказал Наполеон, — я вас не звал.
— Тысяча извинений, в другой раз не стану верить, ни глазам, ни ушам.
— Это что значит?
— Мне показалось, будто августейшие пальцы вашего величества стучали в стекло, я сказал себе, что император, царствующий над шестьюдесятью миллионами подданных, бросил благосклонный взгляд на нижайшего из своих слуг, и поспешил явиться…
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.
Вильям Кобб - псевдоним французского писателя и журналиста Жюля Лермина. Последователь Александра Дюма в жанре романа-фельетона и переводчик Шекспира, Лермина внес значительный вклад в развитие приключенческой литературы. В своем блестящем романе "Нью-йоркские тайны" писатель переплетает судьбы нескольких героев, постепенно приоткрывая завесу прошлого... Знаменитый банкир Тиллингест перед смертью доверяет своей дочери ужасную тайну. Теперь она должна уничтожить Меси - бывшего партнера Тиллингеста, который его разорил.
Конрад Фердинанд Мейер — знаменитый швейцарский писатель и поэт, один из самых выдающихся новеллистов своего времени. Отличительные черты его таланта — оригинальность слога, реалистичность описания, правдивость психологического анализа и пронизывающий все его произведения гуманизм. В своих новеллах Мейер часто касался бурных исторических периодов и эпох, в том числе событий Варфоломеевской ночи, Тридцатилетней войны, Средневековья и Возрождения.Герои произведений Мейера, вошедших в эту книгу, посвящают свою жизнь высоким идеалам: они борются за добро, правду и справедливость, бросаются в самую гущу сражений и не боятся рискнуть всем ради любви.
Французский писатель Эмиль Габорио — один из основателей и признанный мастер детективного жанра. Его романы переведены почти на все языки мира, ему подражали в своем творчестве такие великие авторы, как Роберт Льюис Стивенсон и Артур Конан-Дойль.Роман «Убийство в Орсивале» принес Габорио необычайную популярность. В нем он знакомит читателя с благородным и ловким месье Лекоком — настоящим гением сыска, который стяжал себе славу тонким чутьем и незаурядной предприимчивостью. Чтобы распутать дело, он без раздумий готов рискнуть жизнью.