Разбойник Хотценплотц - [8]

И великий волшебник Петрозилиус Цвакельман второпях поднялся на верхнюю площадку башни. Там он расстелил свой широкий, с красными и жёлтыми рисунками, волшебный халат, произнёс заклинание и взмыл в воздух.

А Касперль? Съев бутерброд с сыром, он печально приступил к работе. Сидя на кухне, он долго-долго чистил картошку и размышлял, думал больше всего о Сеппеле. Вчера вечером разбойник Хотценплотц приковал того за левую ногу к стене пещеры в тёмном углу между двумя бочками с порохом и перцем. Наверное, прикованный Сеппель так и лежит на холодном каменном полу. «Хоть бы он дал ему соломы и одеяло, этот мерзкий Хотценплотц», — молил Касперль. Чем больше он думал о Сеппеле, тем сильнее было его желание узнать, что происходит там, в разбойничьей пещере…

Бедный Сеппель

Долго-долго сидел ещё Сеппель один в мрачном углу разбойничьей пещеры. Кабы не цепь на его ноге, он бы, конечно, сбежал. Но цепь висела прочно. Как он ни тряс её, как ни дергал, — всё напрасно.

Хотценплотц явился не запылился вечером. Скинул с плеч мешок с табаком, швырнул туда же, в угол, пальто и шляпу, зажёг свечу.

— Ну что, Касперль, полодырничал день, пора и за дело!

Для начала Сеппель помог Хотценплотцу стянуть грязные сапоги.

Только после этого разбойник снял с бедняги цепь.

— Иди к плите, разожги огонь, — приказал он, — я добыл по пути отменного гуся. Общипай его и зажарь на вертеле. Но будь внимателен, чтобы гусь не подгорел. Я люблю мясо с корочкой. А я пока переоденусь и отдохну.

Сеппель общипал гуся и начал жарить. Когда он поворачивал птицу на вертеле, запах жареного мяса ударил в нос, напомнив о голоде. Сеппель с утра ничего не ел и уже ослаб. Может, разбойник оставит ему кусочек? Но Хотценплотц и не подумал этого сделать. Облизываясь и причмокивая, он с наслаждением умял вкусное кушанье и основательно обглодал все кости, не оставив Сеппелю ни одной, даже крохотной.

— Гусь был вкусный, — рыгнув, одобрил Хотценплотц. — А теперь не мешало бы кофейку.

Порывшись в буфете, разбойник вытащил кофемолку, бабушкину кофемолку, насыпал в неё зерен.

— Эй ты, парень, смели-ка кофе!

И Сеппель вынужден был бабушкиной кофемолкой молоть кофе для разбойника. Кофемолка играла весёлую песенку «Всё расцветает в мае», а Сеппель страдал. Может ли быть что-нибудь печальнее?

— Что это с тобой? — удивился Хотценплотц, заметив слёзы на лице Сеппеля. — Мне не нравится, что ты такой печальный, Касперль. Погоди-ка, я тебя развеселю!

И он сорвал с его головы шапку.

— Ты неприятен мне в этой своей дурацкой шапке. Она тебе не идёт. С ней будет покончено!

И, не говоря больше ни слова, разбойник бросил шапку в огонь.

— Смотри-ка, как она здорово горит! Разве не смешно? Ха-ха-ха! Просто обхохочешься!

Хотценплотц смеялся до упаду, а Сеппель плакал. Всхлипывая, он молол кофе, и кофемолка играла любимую бабушкину песню…

Потом Сеппель должен был чистить разбойничьи сапоги, наводить на них шик-блеск. После чего Хотценплотц вновь посадил Сеппеля на цепь. Сам же, погасив свет, улёгся спать.

От тоски и горя Сеппель полночи не мог заснуть. Лёжа на холодном каменном полу между бочкой с порохом и бочкой с перцем, он думал о Касперле. Что тот скажет, узнав, что разбойник сжёг его шапку с кисточкой? Да и узнает ли он об этом? «Господи! — вздыхал Сеппель. — Какое несчастье свалилось на наши головы! Бедные мы, несчастные неудачники!..» Наконец его сморил сон. Ему приснился Касперль с бабушкой, сидят они все вместе за столом, пьют кофе, едят сливовый пирог со взбитыми сливками. На Касперле его шапочка. И опять всё хорошо, как прежде: нет на свете цепей, нет разбойничьей пещеры и нет никакого Хотценплотца.

Хорошо бы, если бы этот сон длился бесконечно! Но ровно в шесть утра разбойник разбудил беднягу Сеппеля:

— Эй, соня! Пора за работу!

Сеппелю надо было наколоть дров, разжечь плиту, смолоть кофе… Хотценплотц плотно позавтракал. Голодный же Сеппель должен был наблюдать за его насыщением. Затем ему предстояло прибрать всё вокруг, принести воды, помыть посуду, вращать точильный камень, пока Хотценплотц, всё время приговаривая: «Эй ты, лентяй! Точильный камень — не шарманка. Давай побыстрей! Крути, крути!» — как следует не наточил саблю и семь ножей. А когда наточили седьмой нож, Хотценплотц возвратил Сеппеля в угол, посадил на цепь и только тогда кинул заплесневелую горбушку:

— На, ешь, а то небось проголодался, Касперль! Я иду на работу. А ты можешь целый день валяться на боку. Зато вечером, после отдыха, изволь потрудиться. Почему тебе должно быть легче, чем твоему другу Сеппелю у великого волшебника Петрозилиуса Цвакельмана?

С этими словами разбойник покинул пещеру, крепко-накрепко закрыв дверь.

Три двери в кладовке

Уже очищены три ведра картошки, и Касперль решил передохнуть. Он отложил в сторону нож, вытер мокрые руки о штаны и отправился на поиски чего-нибудь съестного. Было время обеда, и он уже здорово проголодался. Первое, что ему попалось на глаза в кладовке, был бочонок с солёными огурцами. «Соли не жалей, так есть веселей, — вспомнил Касперль старинную поговорку. — Соль сейчас для меня лучшее лекарство». Мальчик съел три огурца, ему немного полегчало. Потом попробовал из всех банок, аккуратно стоящих на полке, джем, повидло, мармелад, попил сыворотки и отрезал кусочек колбасы. В кладовке на крючьях висели окорока и колбасы разной длины и толщины. «Прямо как в сказке про страну с молочными реками и кисельными берегами!» — подумалось Касперлю. С восхищением разглядывая ряды колбас, он вдруг услышал сдавленный вздох: «Ух-у-у-ух! Ух-у-у-ух!»