Разбой в крови у нас - [7]

– Где все? – невольно понижая голос, спросила Катерина.

– В поле, видать. Солнце-то еще не зашло, – также тихо пояснил Захар.

Путники подошли уже совсем близко и двинулись вдоль ряда деревенских построек в надежде, что к ним кто-нибудь выйдет. В центре деревушки возвышался самый богатый дом с окрашенными воротами, и опытные паломники сразу направились к нему, признав обиталище старейшины.

Калитка была приоткрыта, но подошедший к ней Дмитрий тут же отскочил в сторону. Из-за ворот выбежал здоровенный пес и глухо, угрожающе зарычал. Услышавшие его деревенские сородичи с других дворов тут же подали голоса, и вся деревня огласилась собачьим лаем.

– Почто сердишься, лохматый? – заговорил с псом Григорий. Он медленно пошел к калитке, протягивая вперед руки ладонями вверх. – Мы твоим зла не сделаем. Сам смотри.

Пес как будто расслабился и перестал скалиться и ворчать, однако с места своего не сошел и дорогу к калитке по-прежнему загораживал. «Тоже мне, чудодей выискался», – злорадно порадовалась про себя Башмакова. Но тут на звук собачьего лая со двора осторожно выглянула какая-то женщина в платке.

Увидев всю разношерстную и живописную компанию, стоящую у нее под окнами, баба всплеснула руками и с криком метнулась назад:

– Прокл! Проклушка, что делается!

Пока за воротами о чем-то спорили, осматривавшаяся по сторонам Катерина заметила небольшой, одиноко стоящий сарайчик с ржавым замком на двери. У него имелось маленькое крылечко, на которое и присела измученная девушка.

Наконец из-за ворот вышел совершенно седой старик с ружьем на изготовку. Обозрев цепким взглядом открывшуюся ему картину, он опустил ружье и потрепал пса по загривку.

– Что за беду мыкаете? – спросил он с нескрываемым любопытством.

Не успели путники ответить, как из калитки за спиной Прокла стали высыпать его домочадцы. Тут были женщины разных возрастов и дети. У вдовицы зарябило в глазах – зырянские женщины одевались вовсе не так, как русские. Их широкие юбки и короткие курточки были красных, желтых и малиновых тонов, да еще и с мелкими узорами – вышивками.

Пока мужчины наперебой разъясняли старейшине, что с ними приключилось и кто они такие, Анастасия Леонтьевна обратилась к одной из старших женщин. Она надеялась получить помощь как можно быстрее.

– Моя дочь хворает, ей нужна теплая вода. Много теплой воды или баня.

Женщина захлопала глазами от изумления и ужаса, что к ней обратилась чужачка, и в ответ залопотала на совершенно незнакомом Башмаковой языке.

– Она по-русски плохо понимает, – прервав разговор с мужчинами, обратился к ней седовласый Прокл. – Если тебе чего нужно, меня спрашивай. Без меня все равно ничего не делают. Я войд, старейшина, по-вашему.

– Хорошо, – старательно сдерживая раздражение на этого чванливого старикашку, буркнула Башмакова. – Тогда не могли бы вы…

– Не твоя ли дочка у клети сидит? – бесцеремонно прервал ее старейшина.

– Она очень устала и еще болезнь…

– Растопи баню для девочки, – обратился Прокл к миловидной зырянке в странной вышитой повязке на голове. – Да и остальным она пригодится. Можжевельника добавь!

Женщина молча скрылась во дворе, прихватив с собой нескольких подростков. Про вежливость здесь, похоже, никто даже не слышал.

Анастасия Леонтьевна помогла подняться дочери и последовала за зырянской женщиной мимо притихшего пса.

* * *

Через пару часов Катюша уже лежала чистая и укутанная одеялами в широкой горнице Прокловой избы. К животу она прижимала кринку с теплой водой, а глаза ее слипались. От остальной части избы их отделяла только занавеска. В горнице, кроме лавок, были стол, печь и иконы в красном углу. Под иконами вдовица успела рассмотреть какие-то примитивно сделанные фигурки животных. Подобные украшения показались ей странными в священном месте.

Усталая мать сидела возле лавки, на которой уложили девушку, и с ужасом смотрела на свои отчищенные от грязи ботиночки на каблуках.

Отмывая в бане свои ноги и ноги дочери, вдова не переставала ужасаться. Захар оказался прав – модная городская обувь привела нежные барские ножки в ужасное состояние. Мысль о том, чтобы снова надеть эти пыточные сапожки, приводила Башмакову в ужас.

– Хороши! – поцокала языком молодуха в повязке, которую, как теперь знала вдова, звали Аграфеной. Она поставила на стол кринку со странным местным напитком – свекольным квасом, который припасла для гостей.

– Хочешь их? – осененная внезапной догадкой, обрадовалась Башмакова.

Аграфена смутилась и недоверчиво покосилась на вдову.

– Шутите, барыня? В таких только на великие праздники ходить…

– Коли хочешь, могу обменять на то, что у тебя есть. И Катюшкины обменяю. Только у нее ножка поменьше.

– Ох, барыня! Ну, как знаете! Сейчас принесу вам.

Аграфена вернулась почти бегом, неся в руках низкие грубые ботинки на плоской подошве с длинной подвязкой. Вдова узнала упрощенный вариант котов, в которых расхаживала ее служанка Палаша, царствие ей небесное!

Она осторожно опустила ногу в непривычную обувь и с облегчением улыбнулась. Это было то, что нужно.

– Угодила я тебе, барыня? – засмеялась Аграфена. – Могу забирать твои?

– Забирай, забирай. На удачу тебе.