Разбитые сердца - [29]

Внезапно я поняла смысл того, что часто оставалось для меня загадочным, когда я читала о мучениках. Беренгария была превосходным материалом, из которого делают мучеников. Для этого не обязательны ни великая святость, ни мистицизм, — достаточно лишь безграничного упрямства. Я вполне могла себе представить, как в нероновском Риме она сказала бы: «Я христианка, и какая мне разница, что делают эти львы?» И не удивительно, что мученики так часто подвергались гонениям! Клянусь Богом, я с удовольствием стала бы гонителем Беренгарии. Мне хотелось лупить ее по голове щеткой для волос, взять за плечи и трясти, пока она не застучит зубами. Но я снова наступила на горло своему нраву и довольно ехидно проговорила:

— Послушай, я обещаю, что если магическая сила увлечет тебя в яму, я приведу Блонделя и вручу ему букет, чтобы он с помощью той же магической силы извлек тебя оттуда.

— О, я понимаю, это звучит смешно. Но я чувствую себя в полной безопасности, только когда он рядом. Тот сон был вещим, мальчик пришел, и я его узнала. Случись пожар, наводнение или еще что-то подобное, спасти меня сможет только он. А раз так, я была бы просто дурой — разве нет? — позволив ему уехать в Апиету строить какой-то дом, который с тем же успехом может построить любой другой.

Я понимала, что надежда убедить ее бесполезна, и, к моему огромному огорчению, почувствовала, как глаза наполнились слезами бессильной ярости.

— Ну, что ты, Анна, — добрейшим голосом проговорила Беренгария, — почему ты принимаешь это так близко к сердцу? Какая разница, кто строит твой дом? И почему бы тебе не построить его здесь, в Памплоне? Тогда он вполне мог бы следить за строительством.

— Положим, это мой каприз! Тебе это должно быть понятно. Почему каждая твоя прихоть немедленно исполняется? Я хочу, чтобы мой дом был в моем собственном герцогстве, и хочу, чтобы его строил Блондель. Он умен, изобретателен и мог бы отлично его построить. Но нет, из-за твоего сновидения под действием маковой настойки он обязан оставаться здесь и мотать шерстяные нитки, словно более подходящих занятий для мужчины нет.

— Блондель не мужчина. Он просто поющий мальчик.

Услышав это, я поняла, что мне лучше уйти, чтобы не сказать чего-нибудь такого, о чем я потом пожалею.

Впоследствии, когда я достаточно успокоилась, чтобы все обдумать, и меня больше не слепила ярость при воспоминании о голосе Беренгарии, произнесшей эти слова: «Блондель не мужчина», я поняла, что хотя и потерпела поражение, но усилия мои пропали даром. Да, теперь я кое-что поняла! Как глупо, что я не подумала об этом раньше. Чтобы вытащить Блонделя из будуара, можно придумать ему поручение, каким-то образом связанное с ее сном, и если его удастся связать с ощущением, что сон сбывается, она охотно отправит своего менестреля хоть на край света. И я мобилизовала всю свою изобретательность…

Рассказав Блонделю о провале моей попытки «позаимствовать» его у Беренгарии, я поняла, что он ощутил одновременно сожаление и облегчение. Мотылек, залетевший в рукав человеку, старающемуся выпустить его оттуда в опасной близости от горящей свечи, вероятно, испытывает благодарность, оказавшись на свободе, но это может кончиться довольно печально.

7

Наступило Рождество, и отец вернулся домой, чтобы провести праздники вместе с нами. Молодой Санчо тоже был дома, из своего монастыря приехала Бланш, и веселье у нас продолжалось и после свадьбы Марии. В церкви она была в шнурованном платье, в котором я не нашла ничего слишком шокирующего, а сама свадьба была поистине грандиозной. Во внутреннем дворе выставили дармовое угощение для памплонской бедноты. Мы в замке пили и ели без удержу, и те, кто был в состоянии, танцевали до полного изнеможения. В зале играл Блондель, и я, сокрытая толпой людей, могла смотреть на него, подойдя ближе, чем осмеливалась в будуаре. Он почти не отрывал взгляда от Беренгарии, и я читала его мысли — ведь они были такими же, как и мои собственные. Впрочем, как и мысли Беренгарии. Когда наконец, оглушенные странной смесью церемонности и неприличия, являющейся неотъемлемой особенностью любой свадьбы, жених с невестой заперлись в своей комнате, Беренгария обернулась ко мне с горечью сказала:

— Мария не питает к нему никаких чувств, и тем не менее они сейчас в постели. — Ее терзала мысль о собственной судьбе, но слова эти относились и ко мне, и к Блонделю — ко всем несчастным безответно влюбленным всего мира.

Сразу же после свадьбы отец отправился на зимнюю охоту Гранью. Вечером накануне отъезда он послал за мной. Паж, пришедший с его запиской, сказал, что его величество особо пожелал, чтобы в его личные апартаменты меня проводил Бланко. Это было унизительно, но и свидетельствовало об отцовской заботе, потому что после небольшого дождя ударил мороз и мостовая была скользкой.

Оказавшись в самой уединенной комнате непривычно аскетичных отцовских апартаментов, я поняла, что он чем-то взволнован. Как только я села, протянув ноги к огню, с бокалом вина в руке, устроившись в высшей степени уютно и удобно, он поведал мне свои заботы.

— Послушай, Анна, утром я уезжаю в Гранью и перед этим хочу поговорить с тобой о Беренгарии. Мне не хотелось портить ей ни рождественские праздники, ни свадебные торжества, но я получил доклад Сатурнио и теперь убежден в том, что надеяться больше не на что. Старый, тертый шпион — хотя он и ненавидит это слово — в своем рождественском послании сообщил, что, насколько ему удалось выяснить, помолвка остается в силе и не ставится под вопрос. Он даже ухитрился пробиться с этим к Генриху Английскому, но, к сожалению, когда начал излагать существо дела, с тем случился припадок. Я никогда не слышал о том, что он предрасположен к припадкам, а ты? По-видимому, так оно и есть. Генрих упал на пол и стал жевать тростник циновки. Сатурнио пришлось уйти, отказавшись от расспросов. Но он уверяет меня в том, что продолжил свое расследование по другим каналам и убежден, что никакой надежды нет.