Разбитое зеркало - [11]

Роман оглядывал убогие кирпичные стены, прикидывая, где что расположить Оливия соглашалась

— Пол не имеет значения, — сказал он ей. — Мне представляется, нужно поднять пол, чтобы сделать разные уровни, как зал и сцена. Давай пройдем наверх.

— Наверх? Лестница не рухнет?

— Нет. Ты видишь эти пилоны? Там наверху должно быть оборудование. Это место крепкое как скала. Давай я пойду первым. Если лестница выдержит меня, то она выдержит и тебя.

Оливия ждала, съежившись в полутьме, пока Роман не крикнул вниз:

— Это, должно быть, контора хозяина. Иди сюда!

Он оказался прав — это была большая комната, вдоль трех стен которой стояли полки. Большое окно в четвертой стене было закрашено снаружи, как и остальные окна, что превращало его в широкое туманное зеркало.

— Итак, Оливия, — сказал Роман, подходя к ней сзади и обнимая ее сильными руками, — это место будет нашей конторой?

Оливия посмотрела на свое отражение — их отражения. Несмотря на обыденность одежды, несмотря на грязь на плече рубашки, они оба были очень красивыми. «Красивая пара, будут говорить люди, видя нас вместе. Созданы друг для друга».

Он был невероятно привлекателен. Тысячи женщин отдали бы все, чтобы почувствовать, как его руки обнимают их, ладони прикасаются к их телам, поглаживают, сжимают, ласкают… Шлюхи!

Оливия почувствовала тепло внизу живота. Это ее отражение воздействовало на нее. А не его отражение. И тем не менее было что-то эротическое — она смело употребила это слово — явно эротическое в этом отражении: она в объятиях мускулистых мужских рук. Он смотрел, не отрываясь, из зеркала, его глаза горели похотью.

И какой мужчина не воспылает вожделением к этой привлекательной девушке? Ткань ее платья высохла, но она все еще облегала острые груди. Тонкая талия, стянутая широким белым ремнем. Под ним круто выступают бедра, мягкая округлость всех ее форм…

Оливия внезапно почувствовала сильное желание сорвать это платье, чтобы можно было увидеть в зеркале свои гордо торчащие груди, встать на колени и наслаждаться той глубинной влажностью, которая находилась там, где в зеркале сходились бедра.

Роман испортил все настроение, тыкаясь носом ей в затылок и взяв в ладони ее груди. Он нежно сжимал их, большими пальцами потирая напрягшиеся соски — настоящие, а не в зеркале. Все испортил! Если бы она просто смотрела на эту парочку в зеркале, если бы она не обращала внимание на настоящие, а не зеркальные ощущения и просто сосредоточилась на своих образах…

Палец Романа дотронулся до пуговицы на платье. Та нетерпеливо выскочила из петли. Оливия, почти загипнотизированная видением в зеркале, глубоко вздохнула, ткань разошлась, обнажая изгибы двух холмов. Его ладони тискали в зеркале ее плоть — и было так хорошо в этой отраженной зеркалом стране…

Она, девушка из зеркала, уже прерывисто дышала, ее груди вздымались в чашах его рук, которые их так нежно держали. Губы девушки из зеркала раскрылись, также как и ее бедра. Она шлюха, эта девушка в зеркале, шлюха, которая хотела, чтобы мужчина в зеркале ее…

А затем Оливия почувствовала это пульсирующее, продолжительное ощущение из реального мира. Ощущение шло от верхней части ложбинки между ягодицами прямо в копчик.

Она резко вырвалась из объятий Романа и стала застегивать пуговицу.

— Нет! Не сейчас, Роман. Не здесь. Не так.

Роман отпрянул при виде этой вспышки.

— Оливия! — вырвалось у него сквозь сжатые губы. Затем он пожал плечами и отвернулся. Его фигура четко вырисовывалась на фоне окна, и Оливия могла видеть свидетельство его желания, напрягшееся и пульсирующее сквозь материю его джинсов.

«Она сделала это, — подумала Оливия. — Какая сила! Роман, похоже, отказался от всех своих мечтаний просто за возможность раздвинуть ее бедра и погрузиться…»

Оливия содрогнулась, но было ли это содрогание отвращением или?… Если бы это могло произойти — только в зеркале, конечно! Если бы она каким-то образом могла наблюдать за Романом из зеркала и Оливией из зеркала, обнаженными, красивыми зверями, а самой быть вне этого, над этим — там, где к ней не могли прикоснуться!…

Путь назад в Ридж-Ривер был натянутым. Оливия отказала Роману в прощальном поцелуе. Он был так близок к тому, чтобы взорваться, поэтому малейшее поощрение может привести ее к ненужным трудностям. Он заслуживает наказания.

В своей студии она разделась и стала танцевать, танцевать, но, хотя внутри нее поднялся жар, он не достигал пика. Всякий раз, когда она приближалась к этой точке, ее танцующий образ терял контуры. Ей казалось, что появляется другой танцовщик — мужчина, обнаженный, грозный, властно протягивающий руки к ней и…

Она была вынуждена отвернуться от зеркала в ожидании, когда вернется здравый рассудок.

У Оливии этой ночью опять были кошмары. Она не переживала их многие годы. Она думала, что они покинули ее, но этой ночью…

В первый раз они посетили ее, когда ей было, наверное, лет двенадцать или тринадцать. Она проснулась ночью и по коридору пошла к комнате родителей. Оттуда, сквозь полуоткрытую дверь, были слышны звуки. Она посмотрела через дверь и увидела ужасные веща Ее отец что-то делал с бедной мамой. Сначала он делал это ртом. Ей, должно быть, было больно, потому что у матери была отброшена голова в гримасе мучительной боли. А затем отец бросил мать наискосок их большой старой кровати и взобрался на нее. Эти штуки у него висели и болтались, затем он приподнял ее за бедра и вонзился в нее.