Районные будни - [48]

Но всякий раз меня неприятно удивляло, что, когда я заводил речь о колхозе «Красное знамя» и его председателе Назарове, восхищался его организаторским талантом и прочими хорошими человеческими качествами, у Стародубова потухали глаза, он скучнел, отвечал что-то вроде: «Да, да, хороший колхоз. Да, хороший председатель», и переводил разговор на другую тему. Он куда с большим увлечением рассказывал о самом отстающем в районе колхозе — что сделал он там, прожив два дня, и какие заметил после этого обнадёживающие перемены, — чем о «Красном знамени», крепко ставшем на ноги колхозе, знаменитом на всю округу.

Что это? Ревность к делу? В этот колхоз уже не нужно посылать толкачей? Там «кампании» идут своим чередом, без уполномоченных райкома. Там ему, Стародубову, делать нечего?

Однажды на прямо заданный вопрос Стародубов прямо и ответил мне, несколько, правда, иносказательно.

— У вас есть взрослые дети?

— Да, сын студент, на втором курсе.

— И у меня — два студента… Кончили десятилетку, поступили в институт, стипендия, взрослые люди — в крайнем случае, уж и без отца обойдутся. Ты уже не нужен им… Грустно провожать выросших детей в самостоятельную жизнь…

Как-то при мне в райкоме Стародубов и Назаров стали хвалиться — в шутку, кто больше сил положил на колхозное строительство.

— Я товарищ Назаров, — сказал Стародубов, — связан с колхозным строительством уже двадцать восемь лет!

— Как же это может быть? — развёл руками Назаров. — Колхозам-то всего двадцать второй год. Мы стали организовывать колхозы в тридцатом году.

— Кто это — вы? Вы, может быть, в тридцатом. А мы, батраки и бедняки села Глебово, Курской области, организовали коммуну ещё в тысяча девятьсот двадцать четвёртом году, и я работал в этой коммуне на тракторе. Первым был трактористом в районе!

Назаров усмехнулся.

— Вот так и моим словам удивляются, Дмитрий Сергеич, когда скажу, что я — колхозник с тысяча девятьсот двадцать второго года. Я родом с Кубани. У нас была краснопартизанская коммуна. Отец мой был командиром отряда, его же выбрали и председателем. Мне тогда было четырнадцать лет. По началу коров пас в коммуне.

— Значит, выходит, мы оба с тобой — колхозники с «подпольным» стажем?

Посмеялись, вспомнили комсомольские годы, раскулачивание, бандитизм, трудное время, когда спали, не раздеваясь, с наганом под подушкой… Стародубов спохватился, встал, провёл карандашом по сводке, разложенной на столе.

— Там у тебя, Павел Фёдорович, недовыполнение по яйцу. Нехорошо, сводку нам портишь. Передовой колхоз. Я тебя прошу. Постарайся как-нибудь к двадцатому числу…

И Назаров встал, вздохнул.

— Выполним, Дмитрий Сергеич. Чем-нибудь заменим… Я же вам объяснял, почему мы не взяли цыплят с инкубатора. Недостроили новый птичник, не успели. А тут — холода, снег пошёл в апреле месяце. Зачем брать? На погибель? По птичьему поголовью немножко недовыполнили, зато коров — сто сорок процентов. Это же важнее. Заменим молоком. Какое сегодня число? Двенадцатое. Девятнадцатого покажу вам квитанцию.

А когда я присмотрелся ближе к делам в колхозе «Красное знамя», то увидел: нет, нужен ещё этому выросшему сыну отец! Только надо бы и отцу, когда дети поступили в институт, заглядывать в свои истрёпанные вузовские учебники, повторять кое-что забытое и узнавать новое, чтобы во всякую минуту знать и понимать больше, чем знают дети, обращающиеся к нему за помощью…

Стародубов увлёкся подтягиванием всех колхозов района к уровню передового колхоза «Красное знамя» и делал это, надо сказать, с душой. В районе, собственно, уже и не было резко отстающих колхозов. В последние годы, при нём, председателями колхозов посылали действительно лучших людей из партактива. Было послано и несколько агрономов — не таких, что, имея диплом о высшем сельскохозяйственном образовании, не могут запрячь лошадь в телегу, а практиков, любящих колхозное дело, организаторов. Стародубов много занимался машинно-тракторными станциями. При мне как-то он созвал совещание бывших трактористов — узнал, что в каждом колхозе есть пять-шесть старых комбайнеров и трактористов, бросивших машины и устроившихся кто кладовщиком, кто просто ездовым, — и распорядился созвать всех в райком такого-то числа к такому-то часу. Там он подробно расспросил каждого: почему бросил он машину? Непорядки ли в МТС отпугнули, колхозы ли неаккуратно рассчитывались с ним, бытовые ли условия в бригаде были плохие? Пообещал, что займётся улучшением быта трактористов и проверит по каждому колхозу расчёты с ними. Рассказал им то, что они и сами, собственно, видели, — как в МТС ежегодно весною сажают на новенькие машины учеников и что из этого-получается: богатейшая техника не даёт и половины того, что могла бы дать в опытных руках. Постыдил, поругал их за то, что бросили свою замечательную, трудную, но почётную профессию. После совещания многие его участники вернулись на машины.

Когда приезжали мы со Стародубовым в средний колхоз, у него находилось достаточно советов и дельных предложений председателю. Там он чувствовал себя, как рыба в воде, — где труднее. А в «Красное знамя» он и заезжать не любил. Только и бывал там, что с экскурсиями.