Райнхард Гейдрих — паладин Гитлера - [83]

Я спросил его, почему он так боится и в чем, собственно, дело.

Чурда заявил, что может дать нам сведения, которые помогут обнаружить участников покушения на Гейдриха.

Я тотчас же подал ему руку и пообещал, что ни с ним, ни с его близкими ничего не произойдет при условии, если его сведения действительно окажутся полезными для обнаружения преступников. На это Чурда ответил мне, что портфель, выставленный в витрине магазина Бати на Вацлавской площади, он уже видел у одного знакомого, а также знает выставленный револьвер…»

Гляди, рука комиссара Янтура, которую допрашиваемые узники гестапо знают в образе кулака, замахивающегося для удара в лицо, ныне протягивается и пожимает твою потную руку. Браво, Карел Чурда! Твои сведения все же стоят этого! То, что до сих пор не могла сделать комиссия по расследованию покушения, то, что не сумела сделать сотня специалистов-криминалистов из Берлина, что до сих пор не сумели сделать 450 тысяч вояк из нацистских вооруженных сил во время «больших облав», — то ни с того ни с сего подносит комиссару Янтуру заикающийся от страха доброволец.

«В тот момент я был уверен, что его данные поведут к объяснению покушения, потому что еще раньше мы пришли к убеждению, что покушение произвели парашютисты. Я сразу же вызвал Паннвитца. Чурда повторил ему слово в слово то же, что прежде сообщил мне. Паннвитц немедленно позвонил шефу гестапо Гешке. Гешке поручил криминальному инспектору Галлусу допросить Чурду в четырехсотой камере».

Следовательно, на четвертом этаже дворца Печека, в помещении, над дверью которого прикреплена металлическая табличка с цифрой 400: «четырехсотка».

«…Но в „четырехсотке“ укрыться за словами было невозможно. Здесь были важны не твои слова, а твое нутро. А от него оставалось только самое основное. Все второстепенное, наносное, все, что сглаживает, ослабляет, приукрашивает основные черты твоего характера, отпадало, уносилось предсмертным вихрем. Оставалась только самая суть, самое простое; верный остается верным, предатель предает, обыватель отчаивается, герой борется. В каждом человеке есть сила и слабость, мужество и страх, твердость и колебание, чистота и грязь. Здесь оставалось только одно из двух. Или — или…» (Юлиус Фучик. «Репортаж с петлей на шее»).

Предатель Чурда, разумеется, не стремился укрываться за словами. Напротив, он сам пришел сюда, сам вызвался. И тем не менее низшие чины гестапо Швертнер и Йегер накинулись на него и били, чтоб не оставалось сомнений, что не он, не Чурда, будет определять, что говорить.

— Почему не заявил раньше? — наваливался на него Галлус.

Чурда прерывающимся голосом сказал о письме.

— Врешь! Почему не подписал его? Почему не послал донос немецкой полиции? — сыпались вопросы и удары.

Ответил, что прежде боялся подписать. Письмо послал чешской жандармерии, потому что не знает немецкого языка.

— Мы тебя научим! — замахивается кулаком Йегер, по совместительству переводчик. — А почему именно в Бенешов, что, в Тржебони нет чешских жандармов?

Попытался криво улыбнуться. Ему было стыдно доносить в Тржебони — ведь он там учился в школе. Улыбка напоминает плаксивую гримасу. Теперь, разумеется, никто не проявит запоздалого сочувствия.

— А сюда не стыдно было прийти? — спросил комиссар, вероятно, с действительным презрением.

Он снял телефонную трубку и приказал срочно проверить в Бенешове, действительно ли местная жандармерия получила такое письмо и как с ним поступили.

Однако еще прежде, чем придет утвердительный ответ (он будет стоить бенешовским жандармам немалых неприятностей), гестаповцы смогут основательно взвесить, что представляет собой подследственный, именуемый Карелом Чурдой.

Все второстепенное отпадает. Остается только голое подлежащее и голое сказуемое: предатель предает. В этом человеке, находящемся в «четырехсотое», остаются уже только слабость, страх, грязь.

«Допрос Чурды — его вел криминальный инспектор Галлус — с небольшими перерывами продолжался с 16 часов всю ночь до следующего дня, 17 июня 1942 года, — продолжал показания Гейнц Янтур. — Паннвитца регулярно информировали о допросах. Чурда рассказал всю свою биографию, затем выдал имена парашютистов, вместе с которыми был сброшен с самолета, имена лиц, у которых видел предметы, обнаруженные на месте происшествия, и имена всех известных ему людей, укрывавших виновников покушения. Чурда сообщил также, что автоматический пистолет, которым пытался воспользоваться первый из покушавшихся, был упакован в портфель и прикрыт травой.

Все предметы, обнаруженные на месте покушения, были сразу отправлены в берлинский Институт криминалистики для исследования, и там действительно обнаружили в портфеле стебельки травы или сена. Уже этот факт убедил нас в верности показаний Чурды, потому что заключение института тогда уже было в нашем распоряжении.

Чурда был хорошо осведомлен о покушении, однако в то время о местонахождении участников покушения не знал».

Чурда вовсе не был так хорошо информирован о покушении, как это казалось инспектору Галлусу, и не знал, где скрываются сейчас его бывшие соратники. Однако знал многое другое, и следователи, имея за что зацепиться, не оставляли его ни на минуту в покое. В своем заключении следственная комиссия пишет об этом: