Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - [285]

Вирджилия явно заинтересовалась:

– Постойте-ка. Мне кажется, в этом что-то есть. Расскажите подробнее о своем партнере.

Чарльз описал ей Джексона по прозвищу Деревянная Нога и кое-что из их приключений. Потом вспомнил ту историю с фальшивыми следами от индейских волокуш.

– Джексон сказал, что сильный страх может заставить тебя видеть то, чего ты ожидаешь, а не то, что есть на самом деле. Я тогда это доказал очень наглядно. Увидел в тех следах целую индейскую деревню.

Он снова пожал плечами, не видя в этой истории никакой практической пользы. Однако Вирджилия вдруг сильно разволновалась:

– То, что ожидаешь, вместо того, что есть на самом деле… А знаете, Чарльз, это очень любопытно. А теперь расскажите мне, пожалуйста, подробнее об Эштон. Вы ведь видели ее недавно.

Чарльз кивнул:

– Да, она стала старше, как и все мы. Одевается по-прежнему как райская птичка. Не знаю, какую жизнь она ведет в Чикаго, но сразу видно, что очень заботится о себе. Так же красива. Тут ничего не изменилось.

Он вдруг заметил, что Вирджилия пристально смотрит на него, и слегка растерялся. Она неожиданно схватила его за руку:

– Вы можете днем съездить со мной в Чарльстон? Мне нужно в аптеку.

Вопрос удивил Чарльза, но из вежливости он не стал допытываться, чем вызвана такая странная просьба.

– Бог мой, неужели она морочит мне голову? – сказал он Уилле через час. – Уверяла, что приехала помочь нам, а вместо этого мы должны зачем-то срочно нестись в аптеку. У нее, наверное, какие-то женские недомогания. Думаю, она такая же ненормальная, как и была.

По дороге в Чарльстон Вирджилия все же объяснила ему, что́ хочет купить в аптеке и для чего. Сначала Чарльз просто утратил дар речи. А потом, очень медленно, чувство безысходности сменилось в нем сначала сомнением, а после – почти восторженной надеждой. Другой возможности у нас просто не будет, подумал он.

– А ведь это может сработать, – сказал он, когда она вышла из аптечной лавки.

– Неудача тоже не исключена, – ответила Вирджилия. – Поэтому мы не должны никому говорить раньше времени, чтобы не пробуждать пустых надежд. Почему вы улыбаетесь?

– Подумал о своем партнере, Деревянной Ноге. Ему бы понравилась ваша смелость.

– Спасибо. Будем надеяться, что все это не напрасно.

Она расправила юбку на коленях и крепко сжала в руках сумочку, где лежала ее покупка. Чарльз дернул поводья, и мулы потащили повозку обратно к дому. И хотя у Чарльза вроде бы не было причин насвистывать его любимую мелодию, он все равно насвистывал.

Глава 69

Ландо мчалось по аллее чересчур быстро. Верх коляски был поднят, чтобы защитить Эштон и Фейвора Херрингтона от пыли во время стремительной поездки из города. Двое негров в ливреях хищно ухмылялись, как охотники, выслеживающие лисицу. Они не очень хорошо понимали, что происходит в Монт-Роял, но быстро смекнули, что нанявшая их белая женщина высокомерна, как королева, и жестока, как генерал. Им нравилось работать на нее.

Следом за ландо грохотала еще одна карета, уже не такая роскошная. В ней ехали два клерка, нанятые Херрингтоном, и мордастый судебный пристав, которому дали взятку за то, чтобы он поехал с ними.

Когда ландо, покачнувшись, остановилось, Эштон почувствовала, как ее сердце забилось быстрее. Ночью она почти не спала и еще до рассвета соскочила с постели, чтобы заняться своими волосами. Она нервничала, как девственница перед первой брачной ночью; по крайней мере, она предполагала, что девственница должна себя чувствовать именно так. Сама она потеряла девственность так много лет назад, что и вспомнить не могла.

На этот раз Херрингтон вез с собой большой саквояж, в котором начал судорожно рыться, когда кучер спрыгнул на землю и открыл дверцу коляски со стороны Эштон. Широкие снопы света падали на аллею сквозь кроны огромных дубов; остатки утреннего тумана с реки уже растаяли. Было половина десятого, и июньский день обещал стать жарким и душным.

Над верхней губой Эштон поблескивали капельки пота. Глаза ее лихорадочно блестели, и, несмотря на нервозность, она с трудом сдерживала улыбку. Потратив полчаса на выбор наряда, она наконец остановилась на элегантном нежно-розовом платье от парижского модного дома «Уорт», которое стоило три тысячи долларов, маленькой черной шляпке и черных перчатках. Контраст розового и черного сразу привлекал внимание к ее напудренному лицу.

Услышав звук подъехавших карет, из-за угла дома своей ленивой кошачьей походочкой вышел кузен Чарльз. На нем были старые кавалерийские сапоги, белые льняные брюки, пожелтевшие от времени, и рубашка с закатанными до локтя рукавами. Его длинные непокорные волосы доходили до плеч, как у какого-нибудь цыгана; зубы, как обычно, сжимали сигару. Конечно, кузен Чарльз был уже не так молод, но от западных ветров лицо его огрубело и покрылось морщинами, поэтому выглядел он еще старше своих лет. Эштон всегда считала его красивым и сказала бы так и сегодня, если бы ей не мешала ее лютая ненависть.

– С добрым утром, милый Чарльз! – пропела она.

Чарльз прислонился к недостроенной стене нового дома и молча уставился на нее. Если бы взгляды стреляли гвоздями, Эштон бы уже пришпилило к карете.